Я с трудом объяснила, где нахожусь. Задыхаясь от охватившего меня отчаяния. Он приехал очень быстро. Привез меня в однушку на окраине. Он ее снимает вместе еще с двумя парнями, но сейчас мы остались одни.

И снова все повторяется. Леша успокаивает и отпаивает чаем. Гладит по голове и шепчет, что все будет хорошо. И я выкладываю ему все, заливаюсь горькими слезами.

— Знаешь, должен признать свою ошибку, — говорит сокрушенно, бьет кулаком по столу.

— Ты о чем? — я в такой прострации, что все доходит с опозданием. Перед глазами все еще кадры счастливой семьи, и под деревом растоптанная я.

— Нельзя тебя больше находиться с ним. Материальные блага, они нужны, но он тебя сломает. Еще немного и уже не получиться тебя собрать заново, — вскакивает со стула, становится на колени, берет меня за руку. Сжимает сильно, в глазах отчаяние. — Надо уезжать… птичка… так далеко… чтобы его поганые руки до тебя не дотянулись.

— А как же выждать время? Ты сам говорил ради ребенка… — всхлипываю.

Не хочу признаваться даже себе, что просто сама мысль уйти, даже сейчас, вызывает у меня приступ паники, заставляет кровь сворачиваться в жилах.

— Больше не надо ждать. Довольно. За этот месяц я проблемы разрулил. Даже больше, — ободряюще улыбается, — Все будет у тебя и малого. В Лондон поедешь, новую жизнь начнешь. У меня дружбан там, поможет обустроиться, а финансами я обеспечу, и каждый месяц буду подкидывать.

Леша… он единственный на кого могу положиться, так было, сколько себя помню. Думаю, даже если бы у меня был родной брат, он бы никогда не стал ближе. Впрочем, может он у меня и есть… кто знает…

Своих родителей я никогда не знала. Меня новорожденную нашли в мусорном баке. Как мне не уставала твердить воспитательница в детском доме: «С мусора твоя жизнь началась, так и будешь помойным существом, пока под забором не помрешь!». С ней соглашались и другие воспитатели. Почему-то они меня невзлюбили сразу.

Впрочем, воспитанники были с ней солидарны. Сколько себя помню, постоянно получала подзатыльники, пинки, была предметом насмешек. Ворона, так меня называли. За длинные смоляные волосы или еще за что-то неизвестно. У меня отбирали еду. Подливали в питье всякую гадость, обливали волосы клеем. Уничтожали одежду, с которой у нас итак было очень туго. Я постоянно задавалась вопросом: «За что?», до сих пор на него ответа так и не нашла.

Лешу к нам привели, когда мне было три года. Он был на два года старше. Его родители погибли, и мальчик оказался никому не нужен.

Ванька, наш негласный лидер, по обыкновению тягал меня за волосы. Под довольный рокот детей. Я плакала и просила пощады. До сих пор помню каждый свой день в детском доме, словно все это происходило вчера. Боль не утихла, не померкла, порой эти воспоминания приходят ночами, время от времени терзают и днем.

Рыжий худенький мальчик кинулся на Ваньку с кулаками и с криками отпустить меня. Леше тогда разбили нос. Но больше в тот день ко мне никто не лез. И с тех пор мы стали неразлучны. Нет. Нападки не прекратились, и Леша не мог меня защитить от всеобщей ненависти, но он разделил ее со мной. Мог бы перейти на их сторону. Мог бы обеспечить себе более спокойную жизнь, но он выбрал дружбу со мной. Став старше, мы вместе сбегали. Получали наказания, когда нас находили. Именно мне Леша отдавал спрятанный кусок хлеба или где-то сворованную шоколадку. Нас объединило горе, две сироты, которые никому не нужны в этом мире.

Уже позже покинув злополучные стены, мы по-прежнему держались вместе. Хоть и пошли разными дорогами. Я поступила в институт. Сама. Ночами не спала, просиживала все свободное время в библиотеках, выгрызала зубами знания, и как мне казалось, свою дорогу в лучшую жизнь.

Леша вышел из детского дома на два года раньше. Отслужил в армии. Эту разлуку нам было тяжелее всего перенести. А когда вернулся его комнату в общежитии, кто-то продал от его лица. Что-то доказывать бесполезно. Кто будет слушать оборванца? Он устроился работать настройку, а днем подрабатывал грузчиком, снимал однушку с парнями. У него появились новые друзья, девушки. Но он неизменно оставался рядом. Всегда был в курсе моей жизни, как и я его.

А потом у меня случилась очередная неприятность. Почему я так раздражаю людей? Что во мне не так? Никогда не хамила, не лезла на рожон. Я хотела учиться. Но, увы…

Я бюджетник, и мое место, как оказалось, нужно еще кому-то. Его хотели продать. Я мешала. Начался шантаж. Или я плачу, или меня выгоняют из университета. Я сначала пробовала бороться, пошла к ректору. Пожаловалась на несправедливость. Меня обвинили в клевете.

Леша сказал, что надо заплатить. Дать взятку. Мне надо любой ценой доучиться. Я продала свою комнату, намереваясь переселиться в университетское общежитие. Ведь главное закончить учебу, а там я непременно заработаю. Мне сказали, что проблема улажена. А потом в моей сумке нашли золотые сережки одногруппницы…

На мои слезные мольбы и заверения, что я ничего не брала, никто не обращал внимания. Я оказалась на обочине жизни. Сидела на тротуаре около дороги и рыдала, не имея ни малейшего понятия, куда идти, как жить дальше.

Около меня затормозила машина. Даже не обратила на это внимания. Пока не вздрогнула от хриплого голоса, моментально окутавшего меня.

— Чего ревем? — подняла голову и смотрю, широко раскрыв глаза на солидного мужчину в военной форме. Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь.

Владислав Давыдов ворвался в мою жизнь стремительно. Перевернул мой мир. Выбил привычную почву из-под ног. Нет. Он не делал попыток сближения. Наоборот, первое время держал дистанцию. Ему тридцать восемь мне девятнадцать, я смотрела на него с восхищением, он называл маськой и обдавал холодом карих глаз. Но я чувствовала притяжение, ощущала, как с каждым днем пропасть между нами становится все меньше и меньше.

Он помог мне восстановиться в институте. Не позволил жить в общежитии, снял квартиру. И ничего не требовал взамен. Мог не звонить неделями, а потом неожиданно приезжал и звал прогуляться. Рестораны, парки, походы по магазинам, бесцельные блуждания по улицам, нам было хорошо всегда. Даже молчание было особенным, пропитанным невероятно уютной атмосферой.

А потом он вновь отдалялся. Мог не отвечать на звонки, а если отвечал, то холодно и отстраненно. Первый шаг сделала я. До сих пор удивляюсь, как хватило смелости. В очередной приезд обняла за шею и неумело уткнулась в губы.

— Маська, найди себе парня своего возраста, — сказал как-то слишком ласково, в несвойственной ему манере.

— А мне нужен настоящий мужчина! — выпалила, еще крепче прижимаясь к мускулистому телу.

— Смотри чтобы не пожалела о своем выборе, — проводит пальцами по моей щеке. И столько чувственности в этом простом жесте. — Беги, мась, пока непоздно и как можно дальше от меня… потом уже не отпущу…