– Должен признаться, я ошеломлен.

– Тогда вы хотя бы примерно должны понимать, что я испытываю. В моей памяти стерто все, что касается моих последних дней в Полинезии. А может, часов… или недель, не знаю. Первое, что я помню совершенно отчетливо, – это как поселенцы на Раитеа помогают мне выбраться из шлюпки.

– Раитеа? Но ведь это же почти в шестистах милях от Солнечных островов?!

– Почти в семистах. Стикль показал мне это место на карте.

– И вы добрались туда… одна?!

Клер не винила Рэнда за то, что он сомневается. Она порой сама себе не верила.

– Скорее всего да. – Она пожала плечами. – Видите ли, я ведь толком ничего не знаю. Мне сказали, что в шлюпке еще валялся пустой мех, в котором скорее всего была вода. Под ногами рассыпались какие-то крошки, но я ничего не помню. Не хватало одного весла. В шлюпке, кроме меня, никого не было. Кожа моя под солнцем обгорела до волдырей, я умирала от жажды. И весила я вполовину меньше, чем сейчас.

«Господи, да тогда она, выходит, была совсем невесомой! – испугался Рэнд. И почему-то представил ее на палубе „Цербера“. Мягкий океанский бриз играет ее волосами… и вдруг едва уловимый порыв ветра поднимает ее в воздух и уносит за собой… – Тьфу ты черт, – мысленно выругался он. – В холодной Атлантике она бы просто не выжила. И уж конечно, ей никогда не бывать на „Цербере“!»

– И давно это произошло?

– Почти полтора года назад.

Рэнд быстро сопоставил факты – по ее словам, с тех пор как она ослепла, прошло восемнадцать месяцев.

– Это солнце виновато? – осторожно спросил он.

– Большинство врачей считают именно так. Стикль таскал меня от одного к другому – я и счет им потеряла. Точнее, винят во всем ослепительные блики солнца на воде, считают, что они выжгли мне сетчатку. Врачи не оставили мне никакой надежды, утверждая, что я окончательно ослепла.

Рэнд чуть было не ляпнул, что ему очень жаль, – едва успел вовремя прикусить язык. Подобные слова, да еще из уст человека без гроша в кармане, могли быть восприняты как сочувствие. Но было что-то еще… что-то, подсказывавшее ему, что Клер еще не утратила надежду.

– Вы сказали – большинство, – осторожно проговорил он. – А что говорят остальные?

– Не остальные, – ответила она. – Только один. Парижский офтальмолог Антон Мессье верит, что этому есть другое объяснение, а солнце – это, дескать, слишком просто. И моя слепота никак не связана с тем, что мне пришлось перенести. Он считает, что причина кроется тут, в голове. – Она слегка коснулась виска. – А глаза ни при чем.

Рэнд вдруг почувствовал, как в его груди шевельнулась жалость. Бедняжка, обреченная на пребывание в вечном мраке, цепляется за проблеск надежды – мнение одного врача против десятка других.

Клер догадывалась, о чем он думает.

– Вы настроены скептически – это понятно. Его светлость думает точно так же, но он мой крестный и считает, что его долг – поддерживать меня в несчастье.

– Простите, мисс Банкрофт, но не могу не заметить…

Она вскинула руку.

– Когда вы начинаете фразу со слова «простите», это верный знак, что остальное лучше оставить недосказанным. Неужели я выгляжу так жалко, капитан? А если бы это вы, а не я были слепы, могли бы вы с чистой совестью поклясться, что не потянулись бы за морковкой, которой помахал перед вашим носом доктор Мессье? – Клер как будто оттаяла. Щеки ее порозовели. – Я знаю, чем рискую, цепляясь за эту хрупкую надежду. Но если не надеяться, значит, нужно выкинуть белый флаг и согласиться на жизнь в вечной темноте.

Изумленный Рэнд смотрел, как она порывисто вскочила на ноги. Года полтора назад она бы принялась мерить шагами комнату, может быть, подошла к окну, повернулась бы к нему спиной, продолжая говорить. Но сейчас, находясь в незнакомой ей обстановке, она не могла дать волю обуревавшим ее чувствам. Вместо этого Клер стояла, вцепившись пальцами в подлокотник дивана, и только дрожащие руки выдавали ее с головой.

– Если вы представите себе циферблат, то я на шести часах, – невозмутимо произнес он. – В двадцати шагах от вас – окно, оно на двенадцати. Нужно только обойти диван и обогнуть столик.

От изумления ее пальцы перестали дрожать. Голова Клер опустилась, глаза остановились почти на лице Рэнда и немного сузились, как будто она могла видеть его сквозь непроницаемую пелену, что отделяла ее от остального мира. Потом на губах ее появилась слабая улыбка, как будто она догадалась, что он имеет в виду.

– Спасибо, – прошептала Клер. – Я бы никогда не рискнула бродить по этой комнате.

Только теперь он понял, каким испытанием для нее было смирно сидеть в уголке дивана, поджидая его.

– Тут вряд ли что-то можно убрать, – извиняющимся тоном произнес он. – Видите ли, я ведь снимаю этот дом, так что ничего моего тут нет. – Он следил, как она боязливо обходит стол. Чашка и сахарница угрожающе зазвенели, когда девушка неловко толкнула их рукой.

– Двадцать шагов? – переспросила Клер, обойдя стол.

– Думаю, так. Ведь у вас же не мужская походка, мисс Банкрофт. Иначе я сказал бы «десять».

Выбившаяся прядь каштановых волос Клер спустилась ей на щеку. Нетерпеливо отбросив ее назад, она заправила прядку за ухо и заново переколола шпильку, удерживающую на затылке тяжелый узел волос.

– Я изо всех сил стараюсь вести себя как полагается леди, – сухо пояснила она.

Рэнд поймал себя на том, что ухмыляется. Нет, пока что ему и в голову не приходило изменить свое первое впечатление от мисс Банкрофт, но он уже потихоньку склонялся к мысли о том, что такое может случиться. Во время их вчерашней встречи она даже не пыталась привлечь к себе его внимание. Может быть, стеснялась своей слепоты, но он тут же отбросил это предположение. Скорее всего ее вообще не интересует, как она выглядит. Другая бы на ее месте выбрала для визита бледно-голубое платье, но, видимо, для мисс Банкрофт туалеты не представляли особого интереса. Вероятно, вернувшись в Англию, она принимала участие в выборе своего гардероба, но тут главную роль для нее играла практичность.

Может быть, именно простота платья привлекла внимание Рэнда к ее фигуре, но, как бы там ни было, он поймал себя на том, что с интересом разглядывает хрупкую линию ее спины и плеч, тонкую талию, которую он легко мог бы обхватить двумя ладонями, угадывавшиеся под юбкой длинные, стройные ноги. И походка у нее была на редкость женственная. Клер Банкрофт двигалась с осторожной грацией, и лишь легкая неуверенность выдавала слепоту девушки.

Нащупав подоконник, она подняла руку и дотронулась до холодного стекла.

– На улице по-прежнему туман?

Поднявшись с кресла, Рэнд подошел к ней и встал рядом возле узкого стрельчатого окна.

– Да. Утро было пасмурным, и вечер такой же. А как вы узнали про туман?

– Кучер упомянул о нем, когда усаживал меня в карету. Сказал, что ничего не видит дальше своего носа. – Она слегка передернула плечами. – Я предложила, что могу править сама…