– Что он говорит? – спросил Олькша у приятеля, точно Хрольф сказал на свейском не пять слов, а всю речь держал на незнакомом Рыжему Люту языке.

– Он спрашивает: понял ли ты его? – истолковал Волькша.

– Понял что? – пробасил Ольгерд.

Шеппарь и Волкан переглянулись, и Годинович понимающе пожал плечами.

– Когда он, – Волькша указал на Хрольфа: – крикнет till höger, – это значит «направо», – ты потянешь эту палку на себя. Когда он крикнет till vänster, то есть «налево», ты ее отпихнешь, когда же он крикнет rakt, что значит «прямо», ты поставишь ее так, как она сейчас. Понял?

– Ты, что? Издеваешься?! – взярился Ольгерд: – Что я, по-твоему, колода безмозглая? Я и сам понял про «туда-сюда и обратно». Что он в конце спросил?

– Он спросил, понял ли ты то, что он сказал?

– Да, конечно, понял. Чего тут понимать. Вот ведь… – Олькша хотел запустить в огород Хрольфа задиристое словцо, но в последний миг сдержался.

Шеппарь поспешил на нос драккара. Помощник, подобрал шест, брошенный возле мачт-фишерса в начале потасовки, и последовал за ним. Волькша на всякий случай остался возле своего не слишком сообразительного приятеля.

Небесная полынья, в которой плескалась луна, расширилась и заняла большую часть неба. Черный как смоль небосвод заблестал звездами. Годинович пригляделся и с радостью узнал среди них Большой Ковш.[84]Он сиял с правого борта драккара. А огонек, из-за которого разгорелась недавняя свара, мерцал слева по ходу. Входит, он был на Юге… Не успел Волькша порадоваться такой милости Небесной Пряхи,[85]как от форштевня раздался приказ Хрольфа:

– Еror i vattnet! Roth! Roth! Roth! Olg, till vдnster. Till vänster![86]

– Шеппарь велит поворачивать налево, – подсказал Волкан новоявленному рулевому.

– А то я не понимаю, – огрызнулся Ольгерд, но вместо того, чтобы подать родерарм от себя, потянул его к себе.

– От себя! – шикнул Годинович.

– Ты, это, сильно то не кичись, – огрызнулся Олькша, но рулевое весло поставил как велено.

– Roth! Roth! Olg, rakt! – прокричал Хрольф.

Родерпинн встал прямо.

– Roth! Roth! Roth!

Олькша, уперев левую руку в бок, держал рукоять одной правой и бурчал себе под нос:

– Ну, куда он правит? Вот куда он правит, а? Эдак мы к огню не выйдем.

Шеппарь и, правда, вел драккар не прямо на огонек, а чуть левее. При свете луны берег был отчетливо виден. Но сколько не всматривался Волькша, он никак не мог понять, куда именно Хрольф направляет корабль.

Когда драккар подошел к берегу настолько близко, что даже собака добралась бы до него вплавь, Волькша догадался, что спасительный огонь горел в ночи неспроста. Очевидно, жители рыбацкой деревеньки разожгли костер на небольшом пригорке. Позже Волкан узнал, что поморы[87]всегда так делают в бурю. И не важно, пропал ли в море кто-то из сродников и соседей или все рыбаки уже благополучно вернулись на берег, приветный огонь в загодя обустроенном шалаше зажигали всегда, стоило только морю зайтись в непогоде.

Однако править к деревеньке Хрольф не стал, а подвел ладью к довольно широкой реке. Одному Аегиру вестимо, откуда шеппарь про нее знал. Может, раньше бывал в этих местах, а, может, знал какие-то особые мореходные приметы, рассказавшие ему о наличии устья.

За то время пока драккар плыл к берегу, Хрольф ополоснул избитое лицо и уже не выглядел таким потрепанным и беспомощным. Так что, когда он потребовал у Ольгерда уступить ему место у родерарма, тот беспрекословно отступил в сторону.

– Ха! – вполголоса похвастался верзила Волькше: – Я-то думал: ладьей править – дело мудреное. А оно проще простого вышло. Знай себе палку тягай. С этим всякий дурак справится.

Годинович посмотрел на Рыжего Люта с укоризной, покусал губы, но, в конце концов, не сдержался и пошутил:

– Верно! А я на ярмарке видел ученого медведя. Так тот под дудочный перегуд плясал, а потом кланялся.

– Ты это к чему? – спросил Олькша, чувствуя подвох.

– Да так. Вспомнилось…

Драккар едва вошел в устье реки, как слева показалась извилистая протока. Хрольф направил корабль туда, и в первом же затоне приткнул его к берегу. Сил у манскапа хватило только на то, чтобы сойти на берег. Даже вечернюю кашу варить не стали, а попадали на земь вповалку и потонули в пучине мертвецкого сна.

Утром Волькшу разбудил хруст ломающейся палки. Сон жаждал вернуться и сжимал ему веки теплыми мягкими ладошками, но увиденное сквозь ресницы отшвырнуло дрему в дальние закоулки Нави. Десяток рыбацких лодок стоял в горловине затона, в котором Хрольф укрыл свой драккар, а по берегу к спящим варягам подкрадывалось полсотни человек, вооруженных самым причудливым образом. Плотницкие топоры, рыбацкие остроги, косарские ножи и просто дубины. Вот только луков или самострелов в руках наступавших не было, либо Годинович их не углядел. Будь среди нежданных неприятелей стрелки, спящих варягов изрешетили бы стрелами как стадо свиней в распадке.

Хруст ветки выдал их за несколько мгновений до того, как эти люди собирались наброситься на сонный манскап. Не проснись Волькша, у девятнадцати гребцов, шеппаря, его помощника и двух желторотых венедов не нашлось бы даже крошечной возможности остаться в живых.

Волкан вскочил на ноги и уже хотел закричать: «Наших бьют! I gevär![88]Русь!», но, бросил быстрый взгляд на гребцов Хрольфа и с ужасом увидел, что рядом с варягами нет оружия.

Однако, стоило Волькше пошевелиться, как рыбаки и пахари замерли на месте.

– Да хранит вас Укко, – хриплым от волнения голосом сказал Волькша. Он понятия не имел, куда занес их корабль буйный Ньёрд, но если это и правда был южный берег Варяжского моря, значит, здесь наверняка говорили на каком-нибудь из водьских языков. Стало быть, скорее всего, эти люди почитали Укко.[89]По крайней мере, говорил Година, что все народы, сродные суми, поклонялись небесному старцу и его жене…