внутри собственного тела маленький шарик той странной силы, которая так недавно ей открылась, а после отпустила. И на секунду потеряла сознание. Боль была такой страшной, что на мгновение ей отказал язык, разум и зрение. Она глухо застонала и опрокинулась в темноту.

Когда она пришла в себя, за окном уже зажглись веселые желтые огни и в окно стали видны мастера, прогуливающиеся по зелёному парку парами или в одиночестве. Ее снова подключили к страшноватому на вид белому аппарату и по голубому окошку датчика бежали малопонятные ей данные. В палате оказалось неожиданно шумно. Рядом суетилось около шести или семи человек, включая недавнюю сиделку.

— Она пришла в себя, — сказал кто-то у неё над ухом.

Ясмин попробовала повернуть голову, но не смогла. Тело совершенно ее не слушалось. Господи, что она сделала? Вот такой маленький шарик воздуха натворил это с ней?

— Вы можете говорить?

Строгая женщина лет тридцати на вид, присела на самый край кровати, хотя даже врачебная этика запрещала столь близкий контакт вне лечебного процесса. Глаза у неё оказались темными и тревожными, и Ясмин не сумела найти в них какого-то иного подтекста. Эта женщина просто беспокоилась о ее здоровье.

— Могу.

На самом деле она не была уверена, что получится. Ещё свежо было воспоминание о полной потере контроля над собственным телом.

— Что произошло? За двенадцать часов до несчастного случая вы были в полном порядке.

Это был именно тот вопрос, ради которого Ясмин так глупо рискнула. Но ей было настолько плохо, что она не сразу вспоминала об этом. А когда вспомнила, не сразу сообразила, что делать и как говорить.

Нужно быть осторожнее. Обвинить Файона напрямую она не может, если ее поймают на лжи, однократным понижением статуса она не отделается. Поэтому она не будет лгать.

Она просто будет очень несчастна.

Марк Сергеевич называл это тактикой бедной сиротки — люди, мол, склонны жалеть юных и несчастных девочек. А уж с какой целью девочки плачут совершенно неважно. Слёзы вызывают инстинктивное желание утешить.

Плакать Ясмин разучилась давным-давно, поэтому просто опустила глаза и как двоечник у доски отчиталась:

— Ничего не произошло. Все в порядке.

Брови у мастера, наклонившегося взглянуть на датчик, взметнулись вверх.

— Послушайте, — сердито сказала она. — Я мастер Режущей нити и как бы ни был невысок мой статус, не могу поверить в то, что ничего не произошло. Всего двенадцать часов назад вы были здоровы, а сейчас у вас микроскопические разрывы почти на всех внутренних органах!

На ее громкий голос обернулось несколько человек. Двое из них, как сумела понять Ясмин, устанавливали вдоль окон какие-то растения, ещё двое что-то уносили.

— Но микроскопические разрывы не смертельны. Мастер с оружием четвёртого ранга, как мастер Ясмин, залечила бы их за сутки самостоятельно.

Недавнюю сиделку Ясмин не было видно, но она узнала ее голос.

— Конечно, не смертельны, — снова повысила голос ее лечащий мастер. — Зато она могла умереть от болевого шока. Такие случаи вовсе не редки в наши дни.

Боль ещё гнездилась в теле, но стала глухой и почти ласковой, в сравнение с недавней болевой бурей.

— Я же говорила, что мне плохо, а вы сказали, что я выдумываю, — тоном хорошей девочки упрекнула Ясмин невидимую сиделку.

Успех следовало развить и укрепить. Просто замечательно, что здесь так много народа.

— Госпожа Милона, вы должны звать меня сразу по первой просьбе пациента, а не ставить диагнозы самостоятельно. Это могло сегодня закончиться смертью, надеюсь, вы понимаете свою ошибку.

Должно быть, Милона — имя сиделки. Мастер Режущей нити отчитывала ее, а Ясмин просчитывала последствия собственного поступка. Больше вредить самой себе своей же силой нельзя, это слишком опасно, но есть и существенный плюс. Мастер Файон очень близкок к репутационному провалу и именно в эту секунду ей предстоит решить, отважится ли она на ответный удар. Это станет открытым объявлением войны между ними. Но кто она, и кто мастер Файон. Она рискует умереть от его гнева гораздо раньше, чем выйдет из «Зелёных листов».

Но он уже делал это. Он уже делал это с Ясмин. И почти наверняка не с ней одной. Просто все молчат и боятся, даже тени намёка не допускают о его добром имени, так велик их страх. А прямое обвинение почти наверняка навредит им самим.

— Значит не все было в порядке, — снов обратилась к ней мастер. — Рассказывайте по порядку, как прошло ваше утро, если спустя два часа после пробуждения мы нашли вас в таком ужасном состоянии.

И Ясмин решилась. Если она промолчит, мастер Файон вовсе не станет ее другом, он просто продолжит свои тайные пытки, получая удовольствие от ее бессилия и боли.

— Ничего особенного, — тихим голос сказала Ясмин. — После пробуждения я немного поговорила с госпожой Милоной о своём состоянии, а после попросила принести мне несколько книг из местной библиотеки. И… Ну … все.

— Что значит «ну все». Что вы ели, что пили, к вам кто-то приходил? Вам давали лекарства?

— Я не успела позавтракать, но выпила немного воды, — Ясмин откровенно замешкалась и осторожно добавила. — Лекарств мне не давали.

Мастер Режущей нити замолчала что-то обдумывая, но пауза была слишком откровенной, чтобы ее можно было пропустить.

— У вас были посетители?

Ясмин наклонила голову ещё ниже и непослушные пряди, давно выбившие я из косы, сползли до самого подбородка, закрывая лицо.

— Меня посетил мастер Файон