ходят в дорогие школы, танцуют в балете и играют в хоккей. А здесь я сама должна устроить жизнь?

— Мисс Лора, идемте домой, уж очень яро служанка машет с крыльца, наверно вы понадобились вашему отцу…

— А моя мама? Почему она была не рада, что я очнулась? — этот вопрос был сейчас очень важен для меня. Не хотелось ожидать подвоха от человека, который для всех самый дорогой и родной. Ну почему мне во всех моих жизнях не везет с мамой?

— Она боится, что вы не справитесь с обязанностями, и вся семья потеряет этот титул. Поэтому, она хочет скорее отдать вас замуж, чтобы отец передавал знания мужчине.

— А я до того случая с лошадью… не справлялась? Что говорил мой отец?

— Наоборот, он был спокоен, и говорил, что у вас мужской ум, что вы хладнокровны и расчетливы, как и требуется быть человеку рядом с королем. Единственное, чего он боялся, — Табита зажалась, и видно было, что она ляпнула лишнего, и сейчас не знает — как исправить ситуацию.

— Табита, говори все, я обещаю тебе, что не причиню вреда. Обещаю, — я взяла ее за плечи и заставила посмотреть мне в глаза.

— Вы очень мстительная и злая, хитрая, и в вас нет ни капли любви и прощения, — простите меня, но он говорил это вам, когда вы ругались с ним, когда вы отсылали маму Сауриты.

— Лора, я испугался, что тебя нет в комнате, иди скорее, ну, раз ты уже гуляешь, и цвет лица стал вполне здоровым, идем в кабинет, попьем чаю, и поговорим, — кроме служанки на пороге стоял отец. Он улыбался, когда мы поднимались по лестнице. Этот человек очень любил Лору, он жил только ей. Он прощал ее характер и ее жестокость, которые не свойственны ему.

— Отец, все хорошо, прогулка пошла мне на пользу, конечно, идем, — я чуть тише пошла, и когда Табита поравнялась со мной, шепнула ей: — не говори никому о нашем разговоре, пожалуйста.

Она вскинула глаза, и тут же быстро мотнула головой, мол, поняла. Она была так напугана, что вряд ли сказала бы кому-то. Да они тут так запуганы этой Лорой, что когда видят меня, воздух в комнате становится зримым — все пылинки замирают от того, что никто не дышит и не двигается, ожидая с ее стороны подвоха.

Отец то и дело пытался дотронуться до меня, приобнять, прижать к себе, пока мы рядом проходили залу, поднимались по лестнице и шли по его крылу — оно было напротив моего. Где сейчас была матушка, чья дочь наконец пришла в сознание, мне было неведомо, но и мне не особо хотелось пересекаться с этой женщиной. В самом конце коридора он открыл дверь ключом, и впустил меня. Я увидела напротив его комнаты чуть заметную прорезь в стене, как и дверь в крыло с кухней. Ладно, это мы проверим потом.

Кабинет — достаточно просторная, как и моя, комната, разделенная столбами, два больших стола перед окном, но чуть повернутых друг к другу. Сидящие за этими столами одним глазом всегда видели дверь, но от окна было достаточно света — оно выходило на запад.

Отец пропустил меня вперед и указал на кресло. Их было два, и между ними стоял невысокий чайный столик. Следом за нами вошла служанка с подносом, расставила чашки, из чайника наполнила их до половины. Сняла с подноса вазочку с выпечкой, вроде рогаликов из песочного печенья, забрала поднос и вышла, закрыв за собой дверь. Я стояла, боясь сделать что-то не так. Но знала, что «спалюсь» достаточно быстро. Лучше поговорить сначала о чем-то общем, глядишь, он сам хоть что-то расскажет и откроет завесу моего прошлого.

Отец проследовал за служанкой и закрыл за ней достаточно массивную дверь. Закрыл на ключ, который положил в карман пиджака. Это была смесь сюртука и обычного пиджака.

— Отец, расскажи, что произошло нового, пока я была без сознания, — я аккуратно присела на край кресла, взяла чашку с чаем, и отпила. Это был травяной чай, но достаточно густой, он пах липой, а еще, по-моему, зверобоем.

— Лора, мы так и не нашли загонщика, что мог рассказать о том, что произошло на охоте. Может быть он испугался и уехал, или заболел, — Боже мой, отец даже не сомневается, что это стечение обстоятельств, и скорее всего, это не опыт, а его личная вера в человека, его доброта и непринятие того факта, что кто-то может желать сейчас нам смерти.

— Отец, я скажу тебе прямо — я, наверное, очень сильно ударилась головой, и не помню многого из того, что было раньше. Но память возвращается, когда мне рассказывают о моей жизни. Но то, что пропал загонщик, думаю, не связано никак с его личной жизнью. Ведь, если бы он боялся, он изначально не признался, что видел что-то, скорее, он пропал по одной причине…

— Какой еще может быть причина, Лора? — он искренне удивлялся моему предположению, как будто знал, что я скажу, мол, его могли украсть инопланетяне.

— Думаю, мистер Дюбар «помог» ему исчезнуть. Что ему грозит за то, что он попытался меня убить? — мне интересно было наблюдать за лицом моего нового отца, потому что оно читалось как книга.

— Ну что ты, Дюбар случайно толкнул тебя — его лошадь погнала от испуга и столкнулась с твоей, ведь вы скакали в паре, и олень выходил на вас. Ты сама настояла быть в этой позиции, Лора, — о Боже, все еще хуже. Даже служанка понимает, что меня хотели убить, а мой отец, похоже, последний розовый пони в обличие человека.

— Что будет Дюбару за то, что он толкнул меня случайно, отец?

— Ты женщина, а охота — место, где мужчина, в первую очередь, обеспечивает безопасность женщины. Каждый мужчина. Он не просто нарушил правила, он грубо ошибся, столкнувшись с тобой, и подверг тебя опасности. С него снимут титул, но оставят на довольствии.

— Довольствие мало?

— Достаточно, чтобы жить и содержать земли, что останутся при нем, но при дворе его больше не будет…

— А он так хотел быть личным советником… Отец, я хочу тебя расстроить — ты слишком добр к людям, и приписываешь им свои качества. Он хотел убить меня, и именно он «убрал» свидетеля.

— Как это «убрал»?

— В лучшем случае, он его запугал, или заплатил, чтобы тот уехал, но, мне кажется, что он его убил, — тяжело мне придется, и, видимо, моя безопасность теперь — мое дело. Потому что, пока наш зефирный