и тем, что в ней хранится первый опыт по построению перспективы. Это очень важный, решительный шаг – попытаться превратить математическое пространство в психофизическое. Поиски построения трехмерного пространства на плоскости чрезвычайно занимали нашего старого знакомого – Брунеллески. Считается, что он и помогает обнаружить единую точку схода уходящих в глубину линий Мазаччо – художнику, который пишет здесь свою знаменитую Троицу (Троица с Богоматерью, Иоанном Крестителем и двумя донаторами, 1425). Эта работа кардинально изменит течение истории искусств. К концу XV века перспектива распространяется далеко за пределы Флоренции и становится обязательным приемом для всех профессиональных мастеров. С некоторыми уточнениями открытие Брунеллески существовало до конца XIX века, по сути, до конца существования живописи.

* * *

Известна Санта Мария Новелла еще и тем, что здесь во время чумы собираются в премилое общество герои «Декамерона» и договариваются покинуть город. Занятно, что истории об обманчивом мире, написанные Боккаччо в середине XIV века и обожаемые сначала купцами, а после изобретения книгопечатания и всеми слоями общества без исключения (это была самая издаваемая книга с 1470 года), в XVI веке запрещена за фривольность, а после, хоть «Декамерон» и начинает издаваться, но с купюрами. Впрочем, если дети умеют читать, и у них нет дома ни планшета, ни телевизора, то с какой-нибудь главой десятой третьего дня, может, им и не стоит знакомиться… Хотя все так – бывали времена, когда монаха и по совместительству художника Фра Филиппо Липпи Медичи приходилось закрывать в своем неприступном дворце, чтобы он не останавливал работ. Но монах, подхватив рясы, умудрялся сбегать по простыням через высокое окно. Между кутежами и азартными играми Филиппо работал и в женском монастыре, где писал алтарный образ Девы Марии. В обители он отчаянно влюбится в прекрасную монашенку знатной фамилии… Брат не остановится ни перед чем. Ни гнев семьи, ни ярость церкви – ничто не могло стать преградой для любящих сердец. Монах похитил монашенку. Они бежали. Они обвенчаны. У них есть сын… Сложно представить, каких трудов Козимо Медичи стоило добиться для них прощения у Папы…

* * *

Мерные удары тяжело ложатся на площадь. Синьория пробила час. Кстати, интересно, что колокола городской башни регламентировали не только общественную, но и частную жизнь. Колоколов было очень много – больше двадцати, каждый из них имел свое название и особое звучание. Венеция частично сохранила этот язык и пользуется им ночами, во времена наводнений – после определенного перезвона удар колокола отмеряет метры поднятия воды. Флоренция теперь лишь отбивает час… Что ж, наш задумчивый аперитив исполнен. Настало время поспешить к столу.

Глава IV. Про итальянскую еду и тосканскую кухню – И немного про кьянти тоже

Об итальянской кухне написаны километры. Словно каждый житель мира, побывав в Италии, решил написать оду кулинарному пережитому. Впрочем, на свете немало людей, которые любят поговорить о еде. Я, например, совершенно этого не понимаю. Помню, как стала жаловаться подруге на своего мужа, который готов часами рассказывать об испробованном блюде, перебирать вслух возможные ингредиенты, продумывать тонкости создания. «Представляешь, – сказала я ей. – Он совершенно сумасшедший! Он рассказывает людям о том, что ему довелось съесть! Как такое возможно? Кому это интересно? Вот только подумай: он может, например, ни с того ни с сего вспомнить какой-нибудь суп, который мы ели во Вьетнаме полгода тому назад, и начать подробно рассказывать о его компонентах!» «Подожди-ка, – серьезно перебила меня подруга-француженка и повернулась к моему супругу. – Что там был за суп? Влияние Франции на кухню Вьетнама сложно переоценить. Буйабес?!» И они углубились в долгую и скучную беседу. Но если предательство одной, пусть и дорогой моему сердцу француженки я еще смогла пережить, то, когда оказалось, что целое государство только и думает, что бы такое устроить на ужин, или все еще смакует подробности того, что было на обед, тут я растерялась окончательно. И могу поспорить: если встретились два итальянца, они, быть может, поговорят о футболе, о политике, но совершенно точно будут говорить о еде. Более того! Я наконец-то увидела воочию людей, которые на полном серьезе фотографируют свою пищу, именно что домашнюю, и потом в течение дня демонстрируют блюдо, пересыпая свою горделивую речь названиями тайных специй, и, понижая голос, уточняют секреты для избранных. Что интересно: чаще всего так ведут себя именно мужчины. Для итальянцев кулинария воистину искусство – переосмысление действительности через акт творения. Считается, что женщины, конечно, тоже могут, но «по-настоящему» – только мужчины. И теперь я уже улыбаюсь, когда вижу какого-нибудь атлета, рассуждающего с нежностью о достоинствах слабогазированной воды в рецепте оладушек. Или вот: страстный небольшой южанин, который, высоко подпрыгивая и потрясая в воздухе руками, рассуждает о колбасных шкурках. Не смейтесь, это серьезная тема!

* * *

Что, пожалуй, действительно важно, что отличает итальянскую кухню от всех прочих – она очень незатейлива, однообразна, хотя и следует сезону, и это – пища бедняка. Секрет лишь в том, как именно ты что-то делаешь. Ведь в самом деле пицца – это то, что осталось от ужина, а может, и полежало пару дней. Может, есть уже и не стоит, да выкидывать жалко. Впрочем, знаменитая неаполитанская «маринара» – «моряцкая» – это же просто пласт теста с растопленным поверх сыром. И морская она не в смысле того, что в ней морепродукты, а потому что так едят моряки. Венецианцы пошли и того дальше. Эти мореходы, чьи протяженные морские переходы предусматривали многие лишения, придумали еще более незатейливое блюдо – по виду и на вкус – это как манная каша с солеными крабами. Причем крабы не наши камчатские, а крошечные, истонченные существа, что живут на днище кораблей, чуть больше таракана, их едят прямо с панцирем. Полента – кукурузная мука столь мелкого помола, что ни крысы, ни мыши ее не берут, а чтобы добыть крабов, достаточно взять нож, занырнуть и чуть проплыть рядом с кораблем – соскоблить себе ужин… Зато заправка пасты и салаты – это непременно все самое свежее, вот только с огорода. И ведь соус к макаронам тоже зависит от времени года.

В Италии многие из растений дают по два-три урожая в год. Причем приходят и уходят продукты из рациона в мгновенье ока. Например, здесь не принято есть просто помидоры. «Просто помидоры» лежат в супермаркетах на радость мало что соображающему туристу. Здесь более трехсот сортов, которые очень быстро сменяют друг друга и сильно отличаются по месту возделывания, типу роста, а значит – по цвету, формам и вкусу. Навскидку любой итальянец перечислит вам их много больше десятка, потому что к каждому блюду