Пока Ирина ходила за фотографией, Степан пояснял Виктору:

— Лариска-то наша очень увлекалась фото. Сама снимала, сама проявляла, сама печатала. Словом — от А до Я. И фотоаппарат у неё был очень хороший, «Киев». С разными объективами. Фотоувеличитель, фотоэкспонометр. Она даже и выставки в школе устраивала, в районе нашем какую-то грамоту получила. У неё мама рано умерла, так отец её очень баловал, очень её любил. Когда она увлеклась фото, так он ей накупил всякого оборудования, хорошего. Тогда это дорого стоило, да и сейчас-то это не дёшево.

Вошла Ирина с фотографией:

— Вот, нашла, — положила на стол фотографию. — Вот, все мы восьмером.

— Так я продолжу? — Спросил Степан.

— Да, слушаю вас.

— А давайте не вас, а на ты, так удобнее нам, ровесникам. Мы ведь ровесники?

— Согласен, хоть и вряд ли мы ровесники, мне только двадцать три, двадцать четвёртый. Ну, будем считать, что ровесники.

— Вот отец-то Ларисы сначала ей в сарайчике угол отгородил, для фотолаборатории, свет туда провёл, а потом всё это же сделал в доме, потому что зимой в сарайчике холодно. После школы Лариса уехала куда-то, отец её женился, тоже уехал. Дом они продали, а всю фотоамуницию Лариса передала в школу, сказала, будет у кого желание — пусть занимаются.

— А кто же тут вас фотографировал? — Спросил Виктор, показав на фотографию.

— Так она же и фотографировала! — Воскликнул Степан. — На речке, где мы праздновали выпускной, нашей только группой, восьмёркой, на берегу. Там есть высокий пенёк от тополя. Спилил кто-то, не знаем — кто. Вот она и приспособила свой «Киев» на пенёк, нас поставила в два ряда друг за другом, потом навела и взвела «автопилот», как она называла. Подбежала с краю, вот она, рядом с Чириком, то есть со Стёпкой Воробьёвым, вот, со мной.

— Давайте так, — попросил Виктор, — я буду записывать ваши имена и фамилии, а то я так не запомню. Можно и с кличками, если вы не против. А потом о каждом из них и поговорим. Согласны?

— Добро! — Степан пересел на сторону Виктора. — Давай… я на ты, как договорились… по порядку. В первом переднем ряду слева направо. Это Петька, Пётр, Грибков по нашему прозвищу Гриб, а то когда и Мухомор. Рядом с ним — Наташа Краснова, за ней тоже Наташа, Наумкина. Записали? У наших девчонок кличек не было, только у ребят. Потом Ирка, ой, Ирина, Петрачёва. Теперь — Воробьёва, вот она как раз перед вами сидит. Во втором ряду, тоже слева направо, Паша Царьков, Царь, это который и утонул, знаете, наверно.

— Да, Вера Тихоновна мне рассказала, — качнул головой Виктор, — а про утонул мне хотелось бы услышать подробнее, из первых рук, так сказать.

— Прямо в этот же день, вернее — ночь, а точнее если — то уже к утру. Мы решили искупаться уже под утро, но было не очень ещё светло, где-то середина ночи, небо в облаках. Так гурьбой и пошли, кроме Лариски, она сказала, что ей не хочется.

— Думаю, что по другой причине, по нашей, женской, — добавила Ирина.

— Ну вот, она не пошла с нами, — продолжил Степан, — а мы стали бултыхаться. Потом вышли все на берег, одеваемся, смотрим, а одежда Царя на месте, а самого нет. Думали, что он по надобности отошёл в кусты. А его всё нет и нет. Звали, звали — бесполезно. А утром уже с милицией и скорой вытащили нашего Царя. Двух аквалангистов привезли. Сказали потом, что сердце остановилось. Он как-то жаловался на сердце, даже и от физкультуры его освободили, уже к концу учёбы, классе в восьмом, наверно. Так вот и получилось. А как же это так, про Лариску что-то тебе известно, а про Пашку — впервые, только от классной?

— А с чего это я знать-то буду. Ведь фото я только что и увидел. Ну, давайте дальше.

— А дальше уже Свист, Андрюха Свистунов, Андрей, и я вот, Степан Воробьёв, Чирик, если по-местному, меня называли с разными ударениями, то денежка получалась, то птичка воробей. А рядом со мной уже и сама Лариска, Петрова которая. Вот и осталось нас теперь всего шестеро. Вот дела!

— Так, понятно, а теперь мне хотелось бы о каждом другом немного узнать. Кто, что, где, когда и почём. Шучу, но лучше подробнее. То есть всего о четверых, пока о четверых, других, да и о вас тоже, для общей картины, для отчёта начальству. С вас давайте и начнём.

Степан посмотрел на жену, она кивнула:

— Давай ты, Стёпа, а я, если понадобится, то добавлю.

— Да мы из всех нас, восьмерых, единственные муж и жена. Остальные как-то не согласовались. Хотя, казалось, и пары были. Мы с Ириной после школы поступали в институт. Не поступили. Ирина пошла на бухгалтерские курсы, а я немного поработал — и в армию. Отслужил в армии, но после уже не было, к сожалению, возможности учиться. Да и не хотелось, как-то. Возвратился, свадьбу с Ириной сыграли, потом Мишка появился, тут уж мне не до учёбы, да и времена пошли какие-то кувыркастые, выжить бы. Но ничего, выдюжили, да и выдюжим, перестроимся, как нас уговаривают.

Виктор как-то быстро взглянул на Степана, тот заметил, спросил:

— Что, я что-то не так сказал?

— Да нет, всё так. Слушаю дальше.

— Ну а дальше что. Здесь осталась ещё Наташка Краснова. На другом конце нашего посёлка живёт, встречаемся иногда. Дочка у неё растёт, Машенька, а муж ускакал неизвестно куда, но она его, всё-таки, разыскала, алименты получает. Фамилию после развода оставила прежнюю. Но какие сейчас алименты? Зарплату-то как платят?

— Хоть что-то, а есть, — вступила Ирина, — а то бы и вообще ничего. Она же работает какой-то охранницей, в садике с продлёнкой, сутки-через трое. Еле на жизнь хватает. Мы уж ей со Степаном предлагали помощь, но она так и осталась гордой, никогда ни в чём не…

Ирина не договорила в чём таком эта Наташа «не», но всё было и так понятно, без объяснений.

— Петька Грибков, наш Гриб, тоже, как и я, в институт не поступил, а пошёл в техникум, в геологоразведочный, в Клину, что ли? А, Ирин?

— Нет, в Клинском районе, в Решетниково.

— Я как-то с ним увиделся, говорит, что очень интересно. А в школе никогда даже и не говорил, что ему интересно шататься по полям-дорогам. Да он и был из всех нас домоседом. А тут — домой не заманишь, по горам и