– Да не вопрос, – хором ответили мы.

– Но только не джаз, – добавила она, хотя это и так было ясно.

Как я уже говорил, наши предыдущие попытки играть какую-либо музыку, кроме джаза, с треском провалились, поэтому я немного занервничал. И недаром. Потому что мы начали играть, и это было ужасно с первой ноты.

Не знаю, почему, но Кори сел за барабанную установку и тут же задал очень быстрый фьюжн-ритм, в духе Headhunters или Weather Report[9]. Может, занервничал, а может, вообще ударился в панику и стал действовать сам себе во вред. Уследить за его ритмом было невозможно: он изменялся каждые полтакта. Менялся ритм большого барабана и маленького; зацепиться было просто не за что.

Я сразу понял, что такую музыку будет не прикольно ни играть, ни слушать. Но чисто рефлекторно заиграл собственную басовую партию в духе Джако Пасториуса[10], только хуже. И проще. В ней имелся миллион нот, и никто никогда не смог бы даже предположить, какова же тональность или мелодия у этой песни.

И вот мы с Кори стоим и пилим эту сложную, мудреную, бессмысленную песню. Эш время от времени бесцельно перебирает гитарные струны, но в основном просто стоит, глядя на гриф, как будто ждет, пока загрузится видео.

Где-то через минуту (длившуюся невыносимо долго) она подняла кулак. Мы замолкли.

– Нет, – сказала она. – Так не пойдет.

Мы кивнули.

– Вы что-нибудь попроще сыграть можете?

И мы начали по новой. Ту же песню, только попроще. Но дело в том, что если упростить ритм, который мы играли до этого, то не останется, в общем, ничего. Поэтому вышло еще хуже.

На этот раз Эш даже не пыталась взять аккорд. Просто смотрела на нас, вздернув брови и поджав губы.

Через девять тактов она опять нас прервала.

У Кори уже дергалась челюсть, как бывает, когда родители запрещают ему выходить из дома.

– Не ритм попроще, – пояснила она. – Вы сами можете быть попроще, чуваки? Забудьте, что надо играть джаз. Сыграйте что-нибудь простое – совсем простое.

Мы кивнули.

– В ми, – велела она мне. – Не в любой тональности, а в ми, договорились?

Я кивнул.

– Вы просто играйте так, чтобы и мне было где развернуться, окей? – сказала она. – Дайте мне возможность развернуться.

И она принялась наигрывать что-то в очень медленном темпе.

Мы с Кори переглянулись.

Я заиграл самую простую и нехитрую мелодию из всех – по сути, просто дергал одну струну на одной и той же ноте – «ми».

Кори застыл с палочками в руках. Он поднял руки над головой и картинно расслабил кисти – палочки безвольно повисли. Затем приподнял правое колено и начал бить в большой барабан, подыгрывая медленным переборам Эш.

На один счет я дергал струну и играл «ми», на третий заглушал. Вот и вся история. Я просто играл долгую ноту «ми», а Кори отбивал четвертушки на большом барабане. Собственно, все. Куда уж проще.

Но почему-то это не звучало ужасно.

И мы продолжали. И уж не знаю, как так вышло, но вскоре мы начали звучать очень даже неплохо.

На самом деле, мы стали звучать круто.

Простой ритм действовал гипнотически. Он был немного зловещим и пробирал до костей. Эш, казалось, чувствовала себя совершенно в своей стихии и ждала, пока мы втянемся. Она просто стояла без улыбки, слегка кивая, а мы отбивали ритм, как одержимые или загипнотизированные заклинателем змей.

Потом без предупреждения Эш прибавила громкость и сыграла «ми». Нота прозвучала звонко и резко, и она протянула ее целых два такта.

Кто-то вскрикнул:

– О!

И мы начали играть.

Я не стану вдаваться в подробности. Потому что словами невозможно донести всю крутизну случившегося. Скажу лишь, что мы играли три с половиной часа и звучали невероятно.

Не знаю, как бы вы назвали эту музыку – рок, блюз, панк или как-то еще. Наша музыка была гораздо проще, гораздо ближе к земле, чем все перечисленное. В ней было что-то от Майлза Дэвиса в середине карьеры, что-то от Ramones, Джона Ли Хукера и AC/DC. Немного от Джеймса Брауна и Talking Heads. Местами она напоминала Sleater-Kinney, а некоторые моменты смахивали на Cat Power, но все эти сравнения на самом деле не передают нашего звучания должным образом.

Суть была в том, что мы просто сыгрались. Слились в одно целое. Вместе затихали и вместе разгонялись, словно не могли не играть в такт. И я все время точно знал, что делать, будто слышал ноты до того, как они зазвучат; по правде говоря, все это время я ужасно боялся, что этому придет конец и магия вдруг кончится, но нет. Она не кончилась.

Примерно час мы просто играли без плана и мелодии, а потом Эш показала нам основные аккорды песен, которые сама сочинила. Слова у песен были замороченные, в духе психоделических альтернативщиков 90-х типа Ween и King Missile, а некоторые напоминали задушевный разговор не в рифму, вроде песенок Кортни Барнетт. Названия песен у Эш тоже оказались зашибенные, круче, чем у Ween:

У Бога нет мыслей

Окраина бездны

В гостях у Венди только мертвяки и роботы

Деревья сожрали моего отца, часть 1

Любовная чума

Секс с тобой – отстой

Конкурс акул

У оборотней тоже бывает ПМС

Мне сказали – «ты то, что ты ешь», и я съела Роджера Федерера[11]

И мое любимое:

Если ты так любишь своего пса, почему бы тебе не переспать с ним

Эш подключила микрофон к гитарному усилителю и запела. Она звучала так, будто взяла свой старый голос и вставила в него новые батарейки. Он проникал в самую душу. Это был голос девушки, которой все по барабану, голос, способный приручить медведя. С ним был уже неважен смысл, потому что даже без слов становилось ясно, о чем она поет. Бас и гитара глухо и искаженно дребезжали: мы врубили усилители выше пределов допустимой мощности. Кори в основном бил в большой и теноровый барабан, а тарелки использовал только при крайней необходимости. В результате получался глухой мягкий топот – типа такого, какой мог бы издавать самый страшный кролик на свете. Я знаю, что мои описания никуда не годятся. Но мне все равно. Потому что именно так это и звучало. Словно военный марш элитного подразделения кроликов-гигантов с черными наглазными повязками. Кролики ехали на войну верхом на медведях, но потом оказалось, что вместо боя их всех ждала крутая вечеринка.