Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Святой протянул руку, и я закрыла глаза, когда он возвысился надо мной. Сквозь грозящие слезы я почувствовала аромат его дорогого одеколона, смесь специй, розмарина, черного перца… и доминирования. Щелчок ремня безопасности заставил меня напрячься, и я больше не могла сдерживать слезы. Медленная струйка страха потекла по щеке, губы задрожали, когда слеза просочилась мимо рта.
— Сейчас, сейчас, Мила. — Он вытер слезу, и я отвернула от него лицо, не открывая глаз, невольно давая ему возможность наклониться еще ближе, и его губы коснулись моего уха. — Мне нравится, когда девушки плачут.
Без предупреждения я почувствовала, как он впился зубами в мочку моего уха, и захныкала дрожащими губами.
— Тебе стоит помнить об этом.
Мне не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что он больше не склоняется надо мной. Просто наконец-то сумев сделать стабильный вдох, я поняла, что он больше не рядом, и открыла глаза, когда заработали двигатели самолета. Я отказалась смотреть на него, сидящего напротив меня, и уставилась в темноту за окном. Так же быстро, как день превратился в ночь, моя жизнь из реальности, которую я всегда знала, превратилась в кошмар, и я не знала, что меня ждет.
Можно было подумать, что я буду немного более взволнована, когда самолет начнет движение, ведь для меня это было впервые. Но мне стало еще хуже. Ускорение заставило меня крепко вцепиться в подлокотники, давление вдавило меня еще глубже в кресло.
Сердце бешено колотилось, во рту пересохло, как в лифте в отеле.
— Ты никогда раньше не летала на самолете.
Я бросила быстрый взгляд в его сторону, но ничего не ответила.
— Расслабься. Взлет, это самое страшное.
Я закрыла глаза, тяжело сглотнув. Когда самолет оторвался от земли, раздался треск. Когда мы продолжали подниматься, меня охватило чувство замирания, в груди стало тесно, а в нутре тяжело. Я не смотрела в окно. Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Но я чувствовала, как самолет набирает высоту. Закрыв глаза, я почувствовала, как на висках выступил пот, и вместо того, чтобы почувствовать, как самолет поднимается в воздух, я представила, как он падает на землю. Я заерзала на своем сиденье, изо всех сил стараясь сосредоточиться на дыхании и не позволить надвигающейся панической атаке сдавить мне грудь.
— Мила. Посмотри на меня.
Я крепче вцепилась в подлокотники.
— Мила!
Резкий тон его голоса заставил меня открыть глаза.
— Посмотри на меня.
Я покачала головой, готовая снова закрыть глаза.
— Я сказал, посмотри на меня. Дыши и смотри на меня.
Я сделала глубокий вдох и вдохнула ноздрями воздух, прокладывая себе путь в легкие, продолжая смотреть в кристально-голубые глаза. Каменное выражение, которое он так хорошо носил, все еще было на месте, но в его взгляде не было того жестокого блеска, который был всю ночь, когда он смотрел на меня. Вихри сапфиров и сланцев держали меня в плену, а сердцебиение все учащалось. Я не могла отвести взгляд, хотя знала, какой он безжалостный сукин сын. Темнота манила меня, а страх крепко сжимал когти. Прошло несколько секунд, и мне стало легче дышать, не сводя с него глаз.
Самолет выровнялся, и стало казаться, что мы вообще не двигаемся.
Святой расслабился и поднял руку.
— Джеймс, принеси девушке выпить.
— Я не…
— Да, ты хочешь.
Джеймс протянул мне стакан, который я неохотно взяла.
— Выпей, — начал Святой. — Это будет долгий полет.
— Долгий полет куда?
Он усмехнулся.
— Туда, где тебя никто не найдет.
7
СВЯТОЙ
Нам предстоял девятичасовой перелет, и то, что она сидела напротив меня, заставляло меня смотреть на нее. На ее лицо. Ее глаза. Как она сжимала челюсти, покусывая внутреннюю сторону щеки. Она ни разу не скрестила ноги, держа колени вместе. Было ли это признаком недостатка уверенности? Признаком дискомфорта? Конечно, это было так. Она понятия не имела, что происходит и кто я на самом деле. Она летела на самолете, не зная пункта назначения, в чужой одежде.
По ее щеке скатилась слеза, и по ее затравленному выражению лица я понял, что она думает о нем. По какой-то причине это раздражало меня, словно металл скребется о кость.
— Он не заслуживает твоих слез.
Она усмехнулась.
— Он не был твоим другом.
— И не был твоим.
Наконец она повернулась ко мне, темные круги обрамляли ее усталые глаза.
— Он знал?
Я понял, о чем она спрашивает. Из всего, что я о ней узнал, я понял, что она умная девушка и легко может сложить дважды два.
Я кивнул.
— Он знал, что доставляет тебя мне.
Ее нижняя губа начала дрожать, но она сдержала слезы.
— Он знал все это время? Все те месяцы, что мы были друзьями?
— Неужели ты думаешь, что это совпадение, что он буквально столкнулся с тобой в метро, среди сотен людей? Думаешь это случайность?
Длинные ресницы сплелись, когда она закрыла глаза, и слезы упали, оставив заметный след на слое макияжа. Знания того, что эти слезы предназначались этому сукиному сыну, было достаточно, чтобы кровь забурлила в моих жилах. Я опрокинул в себя последний глоток и поднял пустой стакан, показывая, что нужно налить еще.
— Он играл с тобой, Мила. Ты была для него всего лишь зарплатой. Тебе стоит подумать об этом, прежде чем тратить еще одну слезу на этого придурка.
С ее губ сорвался тихий плач, и она вытерла щеку, не говоря ни слова. Не знаю почему, но мне это чертовски не нравилось. Если бы этот мудак стоял сейчас передо мной, я бы, блядь, пристрелил его снова. Гул бурбона, смешанный с приливом раскаленного до бела гнева, вызвал в моей голове шквал резких мыслей.
Джеймс вернулся со свежим стаканом, и мой взгляд превратился в оскал, когда я увидел ее искаженное горем лицо.
— Прекрати. Перестань плакать по нему.
Ее губы в форме сердечка растянулись в печальной улыбке.
— Ты думаешь, я плачу по нему?
— Похоже на то.
— Это говорит о том, что ты ничего обо мне не знаешь.
Я сел прямо, придвинувшись к краю своего кресла, все еще сжимая тумблер между пальцами.
— Я знаю, что тебя передавали из одной приемной семьи в другую всю твою чертову жизнь. Я знаю, что у тебя никогда не было настоящих друзей.
— Я думала, что Брэд — мой друг.
Мой контроль над собой ослаб, и я отреагировал, швырнув свой стакан через весь самолет, и звук