Я прикусила язык и встретила его взгляд, направив всю ненависть, которую смогла найти в себе, на то, чтобы смотреть ему в глаза, держа голову поднятой, а плечи расправленными. Его губы разошлись, выговор горел на языке, как раскаленные угли. Но времени не было, так как Джеймс поспешил за нами в дверь.

На долю секунды я опустила голову, на долю секунды заметив, что перед нами кухня. Пустая. Никаких признаков персонала. Я уже работала на нескольких ресторанных кухнях, мыла посуду и убирала за грубыми и сердитыми поварами. Я знала, как звучит оживленная кухня, как звенят посуда и столовые приборы, как кричит повар-перфекционист. На кухне передо мной всего этого не было.

Елена потянула меня за локоть, призывая двигаться быстрее, и я опустила голову, как было велено. Я знала, что мы направляемся через задний выход из кухни. Иначе зачем бы мы сюда шли? Я также знала, что, как только окажусь за дверью и меня отведут куда-нибудь, шансы на побег станут ничтожными. Но он ясно дал понять, что на моих руках будет кровь других людей, если я рискну это сделать.

Двери распахнулись, и мои ноги устремились вниз по единственной ступеньке. Ранний весенний ветерок был еще недостаточно холодным, чтобы оправдать плащ, который меня заставили надеть, но все мое тело горело от адреналина.

— Елена, — сказал Сэйнт, — ты идешь в переднюю машину. Мы с Милой возьмем среднюю, а Джеймс поедет позади нас.

— Тебе не кажется, что нам с Милой будет лучше поехать вместе? Будет больше шансов, что вас увидят вместе, если она поедет с тобой.

— Нет. Я не спущу с нее глаз.

На этот раз я подняла голову, чтобы посмотреть на него.

— Я искал ее слишком долго. И теперь, когда я ее нашел, я ее не отпущу. — Ухмылка на его лице была окрашена тайной, и он знал, что его слова только что разожгли целый арсенал вопросов, на которые он никогда не планировал отвечать.

Елена сразу же приняла его ответ и, отпустив мой локоть, направилась к черному внедорожнику, припаркованному у входа. Сэйнт схватил меня за руку, его хватка была крепкой, а пальцы впивались в мою плоть. Ему было все равно, причиняет ли он мне боль или заставляет спотыкаться, таща меня к машине. Ему было наплевать на все, кроме того, чтобы я как можно скорее убралась отсюда.

Мы дошли до машины, и он стянул с моей головы шляпу, схватил меня за шею, пальцами кусая мою плоть, пока он заталкивал меня на заднее сиденье внедорожника. Его прикосновения были безжалостными и жестокими, и, если бы не мое сердце, пытавшееся пробиться к горлу, было бы, наверное, еще больнее.

Сэйнт сел рядом со мной, и в ту же секунду пассажирская дверь захлопнулась, и машина тронулась. Я перебралась на другой конец заднего сиденья, отчаянно желая, чтобы между нами было расстояние. Инстинкт подсказал мне, что нужно потянуться к ручке двери, но я не удивилась, обнаружив, что она заперта.

— Ты от меня не уйдешь, Мила.

— Зачем ты это делаешь? — Я прислонилась к двери, не решаясь взглянуть на него.

— Потому что это твоя судьба. Это наша судьба.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— О том, что твоя маленькая головка пока не поймет. — Он пошевелился на своем сиденье. — Потому что это скрывали от тебя с самого твоего рождения.

На этот раз я посмотрела на него.

— Что?

Сузив глаза, он изучал меня, как будто знал меня. Как будто он знал обо мне больше, чем я сама.

— Наши семьи уходят в прошлое на несколько поколений назад.

Я фыркнула.

— Какая именно из семей? У меня их было много.

— Я говорю не об одной из твоих приемных семей. — Его лицо стало каменным. — Я говорю о твоей настоящей семье.

Мой желудок вывернулся наизнанку, а кожа стала ледяной.

— О моей настоящей семье?

Он кивнул, тайны скрывались за линией его сомкнутых губ.

— Ты знаешь мою настоящую семью?

Его губы искривились, на лице появилось выражение откровенного веселья, словно ему нравилась каждая секунда, когда он трахал меня гребанными словами, не имеющими смысла. Застыв на месте, я могла лишь наблюдать, как он протягивает руку и прижимает тыльную сторону своей холодной ладони к моей щеке.

— Ты, дорогая Мила, самая лучшая в мире тайна. — Его голос упал до низкого, темного шепота. — А теперь… ты — моя тайна.

5

СВЯТОЙ

Выражение ее лица было бесценным. Я видел, как дрожит ее тело, как ее глаза кричат от желания узнать каждый темный секрет, который я держал так близко к своей груди. Секреты, которыми я не собирался делиться с ней в ближайшее время. Но это не означало, что я не буду использовать их, чтобы помучить ее… хоть немного.

Я знал, что ее голова тонет в вопросах, но она молчала. Я не был уверен, что именно ее упрямство мешает ей задавать их, или же ее разум был слишком раздроблен тем, что я только что открыл. Я знал ее семью. Я знал ее наследие. Я знал всю ее чертову родословную. Но самое интересное, что я знал ответ на каждый ее гребаный вопрос о ее жизни, о том, кто она на самом деле.

Я откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь тем, как мы мчимся по улицам Нью-Йорка. Три машины разъехались в разные стороны, когда мы завернули за первый угол от отеля. Для этого были приняты все меры безопасности, чтобы я как можно скорее увез ее из Нью-Йорка, когда она наконец-то попадет ко мне. Я бы и сам отправился вытаскивать ее из трущоб в Сиракузах, если бы считал, что можно рискнуть. Но я не мог рисковать, если за мной следили.

Всю дорогу до аэропорта Тетерборо Мила молчала как мышь. Она даже не шелохнулась рядом со мной, все время глядя в окно. Было уже за полночь, и тонированные стекла не позволяли ей видеть ничего, кроме размытого света уличных фонарей. Нью-Йорк медленно исчезал, и мне хотелось сказать ей, чтобы она внимательно посмотрела на все это, потому что пройдет много времени, прежде чем она увидит это снова, если вообще увидит. Но я ценил тишину такой, какая она есть. Тяжелая, удушающая, предвкушающая с оттенком волнения, вызванного тем, что я знал, что ждет ее в будущем… нас обоих. А садистскому ублюдку во мне нравилось, что я мог так легко мучить ее,