– И догадалась и… Я же к колодцу не только за водой хожу, да и в других местах… и девки-молодухи тоже… Все Ратное уверено, что, проживи Корней еще лет десять, наследовать ему будет Михайла, и никто иной. Одни согласны и одобряют, другие – ни так, ни сяк, а кто-то и злобится, но в том, что так будет, сомнений нет. А против такой силы не попрешь, будь ты… да хоть кто!

«Вот, значит, как! Все уже за нас решено. А из крепости-то и не видно… Да и тут, в Ратном, давненько ты, матушка, с ведрами не хаживала, давненько. А зря! Или уж вызнавай, о чем там судачат, у тех, кто у колодца каждый день отирается. Листька-то догадалась!

Десять лет, значит… Дай бог батюшке Корнею здоровья и долгих лет, конечно, но… У Мишани уже свои дети родятся – зрелый муж! – а твой… кого ты там родишь, еще дитя… Господи, дитя!!! Это же у любой матери всегда и неизменно – наиважнейшее! О себе забудешь, но дети… Вот ты мне и попалась, голубушка!

Значит, идти против всех ты не сможешь. Правильно понимаешь, бабонька. Против моих сыновей, племянников и крестников… тоже, будем надеяться, понимаешь. А детей тебе надо вырастить в сильном роду, вольными и, даже если и не в достоинстве бояричей, то байстрюками Лисовина[2]. Гадить в гнезде, где тебе птенцов высиживать, ты и сама остережешься, и никому другому не позволишь, а вздумают твои детки в нашем семейном гнезде кукушатами стать – вмиг удавят.

Будешь верна, никуда не денешься! Выбор ты уже сама сделала. Первака не станет, а остальных… И не таких сотня обламывала!»

От этих мыслей Анну окатила еще одна волна уверенности и внутренней силы, и она глянула на собеседницу глазами только что родившейся боярыни, понявшей, что знания и умения ЕЕ ЛЮДЕЙ – это ее собственные знания и умения, ибо поступать эти люди будут по ее воле. И недавно посетившее ее видение того, как кто-то из Листвяниных молодух-стрелков стоит, удерживая свою жертву за волосы, а сама Листвяна на месте Анны истязает жертву словами, вдруг оказалось не таким уж страшным. Просто потому, что теперь, с новыми знаниями, сама Анна в жертвы уже никогда не попадет. Наоборот, Листвяне придется выбирать жертву либо по прямому приказу Анны, либо сообразуясь с ее мнением!

«Господи, ну и дура ты, матушка-боярыня! Сама же дочек учила: «Ничего не делать своими руками, все через холопок, но без ругани и рукоприкладства», – чтобы научились повелевать. А к себе это приложить не догадалась? И чего мучилась, каково это – быть боярыней? Да вот так! Прямо перед носом все лежало, а не увидела, пока не перепугалась. Только потом и поняла, что бояться нечего. Ну… почти нечего, вернее, есть способ справиться[3]».

– Ну что ж, вижу, понимаешь ты все правильно и поступаешь… тоже правильно.

Анна усмехнулась внезапно пришедшей в голову мысли, а Листвяна, не поняв смысла усмешки, насторожилась. А все просто: Анна поймала себя на том, что заговорила с ключницей так, как Корней разговаривал с Лукой Говоруном. Оба – зрелые, много повидавшие мужи, главы больших и сильных родов, оба во многом понимают друг друга без слов, но один над другим начальствует. Не потому, что первый сумел возвыситься, а второй вынужден подчиняться, а потому, что Лука ПРИЗНАЛ Корнея вышестоящим и тем самым, наряду с подчинением, приобрел право на особые, более близкие отношения с Корнеем.

– Да, правильно! Хвалю. Теперь попробуем и дальше так же. – Анна не стала выделять голосом слово «попробуем». И так было понятно: мы обе отныне будем вести себя друг с другом иначе, а что из этого выйдет – увидим. – И для начала снова спрошу: как себя во главе молодух-стрелков мыслишь?

– А как мыслить-то? Не десятницей же? Баб-десятниц не бывает. Все мы в воле Корнея, как он велит, так и будет.

Нет, Листвяна вовсе не притворялась дурочкой и смысл повторного вопроса прекрасно поняла, но намеренно отдавала первенство Анне – пусть сама опишет то, как это должно выглядеть, а потом и обсудить можно.

– А воеводой?

– Воеводихой? – враз насторожившись, переспросила Листвяна.

– Я сказала: ВОЕВОДОЙ. Воеводой бабьей дружины… МОЕЙ боярской дружины.

– Как это? А Корней… знает? – Листвяна не просто удивилась, а даже растерялась. – А зачем?

– Корней все знает… что считает нужным знать, а что считает ненужным, все равно знает, только виду не показывает. – Анна и сама затруднилась бы объяснить смысл произнесенной фразы, но получилось туманно, а потому многозначительно и даже слегка угрожающе. – А зачем? Детей наших кто защищать станет? Каждодневно и ежечасно, и не только оружием. Чужую обмолвку вовремя услышать и правильно понять, приглядеть незаметно за нужным… и ненужным человеком… Да и болт, с неожиданной стороны пущенный, тоже дело великое. Тем, что именно с НЕОЖИДАННОЙ стороны. Ты разве не хочешь, чтобы твоих детей так оберегали?

– НАШИХ детей?

– Я сказала, ты услышала! Чай, не глухая и не дура!

– Да… боярыня.

– Ну то-то же! Да, вот еще что. Я девиц, что у меня в крепости обучаются, не за простецов выдавать собираюсь, а за бояричей, сыновей княжьих дружинников, ну или в богатые купеческие семьи. У них у всех на подворьях обязательно какие-то девки да молодухи обретаются: родственницы из бедных, приживалки какие-нибудь, дочки-племянницы… Ну ты меня поняла.

Листвяна согласно кивнула.

– Ежели молодые жены наши сумеют из них подобрать двух-трех, много четырех… больше не выйдет, да и не надо… подобрать, значит, да обучить так, как ты своих… Понимаешь? Мало того что хозяйки – у них, кроме всего прочего, еще и настоящая сила в руках окажется! Злодей какой к ним на подворье сунется или еще кто… ну мало ли, что в жизни стрясется, такому гостю незваному небо с овчинку покажется, а подворье смертельной ловушкой станет, даже если и мужей дома не случится.

– А ежели все твои молодые жены вместе соберутся, так это же полусотня стрелков! – вдруг оживившись, вставила Листвяна. – Вроде бы и нет этой полусотни, никто о ней не знает и даже помыслить не может, а она есть! И коли понадобится…

Ключница осеклась, а Анна про себя усмехнулась:

«Ну вот ты и в другой раз попалась, голубушка! О полусотне этой как о ватаге татей заговорила! Нутро твое, жизнь твоя прошлая никуда не делись, вон они, как шило из мешка вылезли! Вот и понятно теперь, где и с кем ты жила и для чего тебе твои умения надобны. Ну зачем простой бабе знать, как беспомощного полоняника удерживать, да чтоб унизительно получилось? Или латника стрелой в глаз бить, мужей в безумной горячке охолаживать, как тогда Мишаню и Лавра… У колодца все языками чешут, да не все из этой трепотни нужные слова выуживают, а ты умеешь. И это, и много чего еще… наверное.