Конечно же Анна прекрасно понимала, что все это верно только сейчас и на какое-то ближайшее время, скажем, до того, как ключница родит Корнею ребенка, а потом… потом лисовиновская усадьба, если не все Ратное, может стать «охотничьими угодьями» Листвяны. Это мужи, однажды признав над собой первенство, к примеру, Корнея, будут подчиняться ему до тех пор, пока не увидят, что командовать он более не в силах. У женщин не так – нет для них почти ничего «раз и навсегда», только семья, дети, дом, может быть, что-то еще – для каждой свое, а все остальное… Вот прямо сейчас Листвяна честна в своем безмолвном обещании не идти против Анны, но пройдет время, и ее обещание потеряет силу, и это не будет обманом в женском понимании. В женском мире у каждого времени и обстоятельства своя правда. Мужи почитают это бабьей лживостью, неверностью, ветреностью, а на самом деле женщина честна и правдива каждый раз! Просто жизнь повернулась немного другой стороной, а женская стезя – приноровиться, приспособиться, соответствовать, оттого и правда женская становится несколько иной… порой прямо противоположной. Женщины это понимают и принимают как само собой разумеющееся, а мужи… да лучше им об этом и не знать, а если знают, то не стоит об этом задумываться.

Все это Анна прекрасно понимала, да и сама была такой, ибо женщина суть, поэтому и не сомневалась: СЕЙЧАС Листвяне можно верить, а потом… потом и решать станем.

Пока ключница устраивалась на указанном месте, боярыня принялась переставлять на столе немногочисленную посуду. Великую и хитрую науку столового убранства, коим можно обозначить одинаково и уважение к соседу по столу, и пренебрежение, и разницу в достоинстве сотрапезников, и еще многое другое, преподала Анне еще матушка. Купчиха не из последних, она умела загодя задать тон еще не начавшейся застольной беседе своего мужа с кем-нибудь из приглашенных для разговора гостей.

Если бы Анне зачем-то понадобилось уравнять Листвяну с собой, она велела бы девкам-холопкам поставить вторую чарку. Если бы ей потребовалось сохранить такое же расстояние между собеседницами, как и при разговоре с только что словесно измордованной Дареной, – оставила бы все как есть (кувшин, чарка, блюдо с заедками – только для самой Анны). Сейчас же боярыня Анна Павловна просто отодвинула чарку и блюдо в сторону, оставив между собой и Листвяной пустую скатерть. Получилось, что вышестоящая склонилась к уху нижестоящей для доверительного разговора – приблизила, но не уравняла.

Что вслух, что мысленно Анна, так же как и Корней, предпочитала называть ключницу ее языческим именем: больно уж заковыристо окрестил ее отец Михаил – Асклепиодота. Корнея так и вообще только на один раз хватило: «Скле… Пиз… ох, мать твою! Листя!!! Да что ж такое-то, нарочно, что ли, попы нам с именами гадят?!» Ответа на этот вопрос Корней, конечно, не ждал, а вот Анне несколько позже на него ответил Мишаня: «Отец Михаил это из добрых побуждений творит: уверен, что славян надо понемногу приучать – пусть вставляют в свой говор слова из образованной речи. Ну а начинать надо с малого, с имен. Будет и потом такое – к германским словам нас приучать станут, к франкским, а потом и к саксонским». Мишка покривился, будто съел чего-то совсем уж кислого, и язвительно добавил: «Так вот и будем… цивилизоваться». Половины сказанного Анна тогда не поняла, а Мишаня вместо объяснения лишь махнул рукой – дескать, не бери в голову, матушка.

Разговор с ключницей Анна начала, по всему видать, совсем не с того, чего ожидала Листвяна:

– Как «дружина» твоя, с самострелами-то упражняются?

Листвяна явно удивилась, но ответила с готовностью и обстоятельно:

– Каждый день не получается – страда все-таки, но через два дня на третий стараюсь обязательно. Да и в поле с собой велю самострелы брать. Если там гуся, или цаплю подстрелят, или еще какой приварок к трапезе, ну там, зайца – хвалю, другим в пример ставлю.

– Ну а новых дружинниц себе не подбираешь?

– Так не из кого, Анна Павловна, не всякой же оружие в руки дашь. В любом случае без твоего одобрения никого к дружине не прибавлю.

– Это ты правильно. – Анна одобрительно покивала. – А вот скажи-ка мне, среди тех, кого Демьян кнутом попотчевал, дружинниц твоих не было?

– Была одна.

– К самострелу не допускать, из дружины выгнать. – Анна прихлопнула по столу ладонью. – Нам еще болта в спину от обозленной молодухи не хватало!

– Так уже, Анна Павловна. – Листвяна слегка пожала плечами. – Меня с огнем играть еще в детстве отучили.

– Ладно, с этим, я вижу, у тебя порядок. Да и Корней, наверно, приглядывает?

– Да нет, – позволила себе намек на усмешку ключница. – Для него это так, баловство. Правда, упредил, что, если кто из них, не дай бог, болт куда-нибудь не туда засадит, он с меня спросит. Ну так это и с самого начала понятно было.

– Ладно… ну а как себя во главе полутора десятков стрелков мыслишь?

– Ты о том, что холопка вольными женщинами командует? – уточнила Листвяна и, не дожидаясь ответа, пояснила: – Ты же знаешь, что ни на кого из нас обельные грамоты еще не выправлены, ждет чего-то Корней. Для людей-то мы, конечно, холопы, но по слову воеводы все в любой миг еще перемениться может. Да и среди стрелков моих не все вольные, мы же по способности к стрельбе подбирали, а не по достоинству вольному или подневольному.

Анна спрашивала совсем о другом, но слова Листвяны о том, что Корней чего-то ждет, ее заинтересовали.

– И чего же, по-твоему, батюшка дожидается?

– Так известно чего! Отроки-то… в Младшей страже тоже не все вольные. Ну кого-то убьют, кто-то чем-то отличиться сумеет, кто-то добычу возьмет такую, что на выкуп хватит… Не угадаешь сейчас, позже увидят, кто на что способен. Так и в бабьем десятке: тех, кто в усмирении бунта участвовал… холопить уже как-то и не с руки…

– Или ту, кто воеводе ребенка родит! – Анна даже и думать себе запретила о том, что Листвяна может стать вольной раньше – по смерти Первака.

– И это тоже, – ничуть не смутившись, согласилась Листвяна, – все по обычаю. А дожидается Корней… Ты верно сказала: кончились Славомировичи, а за то, чтобы Лисовинами зваться, такая толкотня начнется – все ноги друг дружке пооттопчут! Пока еще незаметно, но ребятки-то подрастут, додумаются. То же и остальные куньевцы… Если не в родню, то хоть каким-то боком притулиться к Лисовинам. Только это ведь еще заслужить надо! В бабьем десятке себя показать – запросто. А еще у тебя, Анна Павловна, под рукой сотня женихов. Полонянкам замуж тоже охота, да не за кого попало, но с ратнинскими девами им соперничать… сама понимаешь. Только на тебя и благоволение твое надежда.

Вот я и думаю: ждет Корней, когда явственно станет, кто ему нужен и полезен, кому доверять можно, а кто… всего лишь добыча воинская. Как выберет, так дело и до обельных грамот дойдет, и прочего. Михайле надежных и полезных оставлять надобно, проверенных и испытанных.

– Михайле? – Анна вся подобралась и насторожилась. – Сама догадалась или Корней обмолвился?