— Красавка! — мой питомец отчаянно захлопал глазами. — Голодный!

— Эй, дорогуша, как там тебя? — повернулся я к горничной, едва успевшей перевести дыхание.

— Марфуша… — брякнула она, с нескрываемым ужасом поглядывая на кисть.

— Марфуша, там за углом твоя подружка Глаша. Помоги ей!

— Х-хорошо!

Мне было их искренне жаль — обе за минувшие сутки натерпелись на всю жизнь вперед. Надо будет попросить Зубра дать им выходной.

— И дашь этому проглоту манной каши! — упер я руки в бока, глядя на Красавку сверху вниз.

— ЧТО⁈ — охренел Красавка до глубины своей нежной души. — Фу! Гадость!

— То! — поводил я дергающейся рукой у него перед носом. — Будешь питаться манной кашей еще неделю. Сто раз подумаешь, прежде чем играть с едой!

Красавка поджал уши, понуро растянулся на ковре и поглядел на меня самым жалостливым взглядом, на который был способен.

Дамы мигом растаяли. Я — нет.

Оставив Красавку на попечении служанок, я направился обратно к сестре.

Сука! Больно же! Давно когти стриг⁈ Я отодрал впившуюся мне в кожу кисть Герцена и пару раз смачно приложил ее об удачно подвернувшийся стол. Так-то лучше.

Сунув поверженного «врага» в карман брюк, я вышел в холл. Там во главе с Зубром уже собрался целый консилиум, который оперативно решал, как снять с люстры беднягу Берса.

Настя стояла в стороне и с мрачным видом пила чай.

— Ваше благородие! — повернулся ко мне дворецкий. — Вы…

— Где Амальгама?

— Там же, где и всегда, — скосил он глаза. — Внизу. В своей мастерской.

— Понятно… — вздохнул я.

Шляться по подвалам, выискивая ее «мастерскую» мне нынче утром хотелось меньше всего.

— Кстати, что у нас по потерям? — спросил я Зубра, пока к люстре подносили стремянку. — Чего нам стоили вчерашние семь Монолитов?

— Как не удивительно, ваше благородие, но мы отделались малой кровью.

— Хотелось бы, чтобы ее вообще не было.

— Увы, потери в таком деле неизбежны. Кому как не ликвидаторам и гвардии знать это? Но больше всех пострадали люди Берцовских, которых привел Александр Федорович. Из всего их отряда погибла треть бойцов.

— Сурово. А Герасимовы?

— Ноль, — развел он руками. — Горькая ирония.

— Что ж, у них будет возможность проявить себя, — ухмыльнулся я. — Всех, кто знал про планы Герасимова, но ничего не сделал, поставим в оцепление в Омске. Пусть поработают на славу — в первых рядах.

— Таковых едва ли найдется больше десятка, — пожал плечами Зубр. — Остальных просто поставили перед фактом. А у каждого семья и присяга. Лучше отфильтровать и проверить на вшивость, а потом нанять тех, за кого поручатся. У наших парней среди герасимовцев масса знакомых. Не хочется, знаете ли, чтобы среди сталкеров прибавилось голов. Особенно это касается ликвидаторов.

— Ты прав. Тогда начнем вербовку. Знаешь, их командира?

— Да, Воронов Алексей. Тот самый, с которым мы… препирались перед зданием градоправительства. Человек сложный, но среди ликвидаторов его уважают. Думаю…

— Гав! Гав! Гав!

— Хорошая собачка, — бормотал бедолага из гвардии, которому доверили «священную миссию» — снять Берса и определить в объятия хозяйки.

Но Берсу, похоже, было хорошо и на люстре. Он рычал и, норовя откусить палец, скалил зубы гвардейцу в лицо.

— Мама…

— Эй, парень, хватай его и слезай! — расхаживала Настя под стремянкой. — Хотел бы он тебе чего отхватить, уже отхватил бы! Ты главное за уши его не дергай. Берс этого не любит…

— Ладно, пойдем, Василий, — кивнул я Зубру, и мы направились вверх по лестнице. — Вызови ко мне Амальгаму.

— Обязательно. Кстати, где ее зубастый красавец?

— Красавец? — ухмыльнулся я.

— Зверушка, которая устроила весь этот переполох. Она уже бегает по усадьбе как у себя дома. Слава богу, инквизицию не интересуют мутировавшие животные. Но в нашем случае они могут придраться к чему угодно… Или… это ваша зверушка⁈

— Хмм… — прижал я палец к губам. — Скажем так, мы с Амальгамой для Красавки почти как родители. Приемные.

— Ага, значит у него и кличка есть… — закатил глаза Зубр. — Он не похож на некса, и от него не фонит. Откуда он?

— Забыл, что ли? Поймали в парке два дня назад. В чем беда-то?

— Ваше благородие… Нексус, конечно, своим энергетическим воздействием меняет животных. И иногда «заразившиеся животины» даже умеют говорить, но вот разум — исключено. А ваш Красавка явно разумный малый. О, нет! Только не говорите мне, что это очередной… эксперимент нашей общей знакомой!

— У нее хорошо получилось, — улыбнулся я. — Осталось только научить Красавку держать нож в правой руке и отучить нюхать дам под хвостом. И можно выводить в люди.

Зубр хотел что-то ответить, но его прервал телефонный звонок. Он извинился и взял трубку.

— Да? Кто? Опять⁈ Прямо сейчас?

— Что там? — нахмурился я.

На гладком лбу Зубра вылезла лишняя складка. Он захлопнул телефон, и в его взгляде я не прочитал ничего хорошего.

— Горн!

— Опять⁈ Только восемь утра!

— А он легок на подъем, наш дорогой Борис Сергеевич, — нехорошо ухмыльнулся Зубр. — Я попросил кое-кого из знакомых, сообщать мне о перемещениях его преосвященства. И мне сообщили, что инквизитор почти всю ночь был на ногах, а его подчиненные обежали, наверное, половину Фаустово. Хотел бы я ошибаться, но, полагаю, он усиленно готовился к решающей схватке.

— Чего ему неймется?..

— Инквизиция тоже не всесильна, ваше благородие, — пожал плечами дворецкий. — Император часто спускает их с поводка, но при этом зорко следит за тем, чем они занимаются, периодически устраивая чистки в их рядах. В каком-то смысле, влияние инквизиции — их проклятье. Они всегда на виду у Его Величества, и каждая провинность сотрудника Тайной Канцелярии становится ступенькой на эшафот. Иногда одной единственной. Едва ли Горн хочет, чтобы подобное повторилось с ним, вот он и роет носом землю.

— Спасибо, запомню… Так чего надо Горну?

— У ворот ждут его люди. И они хотят, чтобы вы отправились с ними. На беседу.

— Какую нахрен беседу? Беседовали мы вчера!

— Они просили передать, что появились новые обстоятельства. Дать им отворот-поворот?

— Нет. Смотаться в город все равно не