– Видите ли, Тамила, я – интеллигентный человек, и жена мне нужна соответствующая. Еленушка была ангелом. Таких больше нет. Да, я требователен, но ведь и оплачу издержки сторицей. Десять тысяч долларов на карточку. Избраннице же только придётся ходить со мной на выставки, в театр. Ну и когда час прийдет, глаза мои закрыть.

– Да, Евгений Львович, я вас хорошо понимаю. За такие инвестиции любая согласилась бы…

Массивная грудь девы Тамилы уже призывно склоняется перед Евгением Львовичем. Глубоко декольтированный реверанс. Но он продолжает, будто бы не замечая:

– Вы понимаете, мне-то как раз любая и не подходит. У меня есть некоторые пожелания насчёт внешности моей будущей невесты. Она должна быть не старше тридцати лет. Ухоженная. Из хорошей семьи. С высшим образованием. Разбираться в классической музыке и живописи. И ещё (мне об этом, право, неудобно говорить) у неё должна быть маленькая грудь. Такая, чтобы у меня в ладонях помещалась.

Мужичок и помрачневшая Тамила теперь поглощены разгядыванием хлипких наманикюренных лапок. Я, не выдержав, хмыкаю. Мужичок смотрит на меня секунд пять, а затем презрительно отворачивается. Зря вы так, Евгений Львович. Я – интеллигентная девушка с высшим образованием, из хорошей семьи, готова за десять тысяч досматривать вас прямо в ложе оперного театра и выносить ваши памперсы, напевая арию из «Аиды». Хор и кордебалет мы наймем посыпать лепестками роз путь к мусорный корзине. Ах да! Вот только грудь у меня недостаточно маленькая для ваших лапок. Простите.

***

Днем наступила жара. Хозяйки открывают окна. По стеклянному озеру пошла рябь. Зазияли топью оконные впадины. Не то чтобы я сегодня очень устала, но побродить по городу не помешает. По-прежнему дома встречать меня некому. Собачку завести или кошечку? Чтобы на старости лет стать безумной старушонкой в окружении песьей своры? Если честно, такая перспектива меня пугает больше всего. Вначале один пес или кот. Затем – десяток. Так и втянуться можно. Как с наркотиками. Тем более, животные долго не живут. Разве что черепашки. Заведу-ка я черепашку. Проживет она после меня лет двести. Но что толку? Разве черепахи будут следить за новостями и писать мемуары? Вот недавно умерла черепаха Дарвина, никаких томов полезных воспоминаний для потомков после себя не оставив. Печаль. К тому же навряд ли после меня останутся какие-то наследники. Кому черепашку после смерти своей завещать? Привяжусь ведь к животинке.

Над асфальтом дрожит нагретый воздух. Похож на расплавленное стекло. Миражи-витражи: калейдоскоп отблесков и мельчайших бликов.

Вдруг знакомая фигура навстречу. Алекс? Солнце слепит глаза. Не сразу раз обрала, что не он. Ещё вон там, за углом дома, человек. Человек или тень? Тень. И даже не от человека. Что там? Всего лишь отбитая от дома водосточная труба. Наваждение какое-то идиотское.

Я же ему даже адрес бабки дала. Не будет ведь он меня бесконечно преследовать, словно маниак из ужастиков. Хотя в последнюю нашу встречу он выглядел довольно-таки маниакальненько. И жаль его, и страшно. Ещё – чувство вины. Когда не хочешь в глаза обиженным тобою смотреть. Вспоминать не хочется, а призрак воспоминаний возникает сам собой. Навязчиво, на каждом углу.

Прийти к нему, прощенья попросить? Так он ещё неправильно понять может. Решит, что вернуть хочу. Прихожу я в покаянных соплях, а он мне – деточка, чего тебе? Твоё время вышло… ну, и тому подобное. К тому же не сильно-то я и сама уже верю в ту чушь, что сотворила. Это все было от отчаяния. Сейчас отчаяния нет. И желания его видеть. А от чувства вины нужно уметь избавляться. Насколько в ответе мы за тех, кто вначале приручил нас, а затем больно дал по носу?

Я почти дома. В окне, выходящем на лестницу парадного, метнулось что-то высокое, чёрное, похожее на мужскую фигуру. Я остановилась, не решаясь войти. Дождалась возвращающихся домой соседей. Но человек на лестнице оказался реальным и знакомым мне.

– Привет. Ты меня помнишь? Я друг Алекса, Юра.

Бабулька-соседка вопросительно глянула на меня. Да, все в порядке. Юрка хорошо помню. Ну, конечно же, Алекс «не в курсе». Юра нашел меня сам по собственной инициативе. Решил, наверное, что я – вершительница судеб человеческих. Мне останется только палочкой взмахнуть и все наладить.

Хоть курение на лестничной площадке и запрещено, его к себе в квартиру я не пригласила.

– Диана, я понимаю, что это наглость с моей стороны, но я не знаю, к кому еще обратиться.

(Мы и впрямь не такие уж близкие друзья, ну-ну… хотя, конечно, догадываюсь, о чем будет разговор.)

– Вы с Алексом давно врозь, но ты единственный разумный и ответственный человек из его окружения.

(Нянька. Бывшая, причем).

– Юра, подожди, у него же вроде мама еще была.

– С мамой там напряженка. Часто ли ты ее видела, когда вы вместе жили?

– Только знала, что она где-то есть. Приняла на веру, что Алекс не из космического яйца вылупился.

– Номинальная мать.

– Ладно (будь проклято мое чувство ответственности за когда-то прирученных), что на этот раз случилось?

– Не случилось, а продолжается. Совсем человек от рук отбился. Обособился даже от лучших друзей. Раньше и поговорить могли, и погулять. Теперь каким-то странненьким сделался. Домой все спешит.

– Так, может, у него подружка появилась? Ты меня хотел этим обрадовать? Или просто хвастаешься?

(Точно, Алекс подослал.)

– В том-то и дело, что нет. Мы бы знали.

– Я его видела не так давно. Даже адрес бабки дала, для его успокоения. Что еще я могу для него сделать?

(Просто вежливая форма отказа, но, ёлки, выглядит спасательным кругом. Не нужно было так говорить. Юрок за эту фразу и вцепился.)

– Попробуй с ним поговорить еще раз. Вдруг тебе он как раз и откроется. Бывшая все-таки не чужой человек.

(Да боюсь я к нему идти! Идиот ты! Это как нанести человеку травму, а потом заявиться к нему в больницу с апельсинками. Тут даже хуже. Я сама не понимаю, что натворила. И виновата ли вообще.)

– Я постараюсь.

(Когда-нибудь, потом – как говорила одна моя хорошая знакомая, когда не хотела выполнять обещанное. Но я-то, блин, выполню. Только вот каким образом?)

– Постарайся, Дианка. Я ведь не шучу.

Да и сам на себя, шута горохового, не похожий, ушел. Видать, дело совсем плохо. Как перед Алексом мне оправдаться при встрече? Он ведь уверен в моих злодеяниях. Вдруг какую-то гадость мне сделает?

***

Точка, точка, точка – три кратких матюка. Крик мужской. Тире, тире, тире – женский. Это всего лишь мои соседи