И в том, и в другом случае у интерпретаций моей пациентки единый общий знаменатель: человеку живется хорошо настолько, насколько это допускает среда (окружение). Или, если употребить форму от первого лица: «Мое счастье и благополучие находятся в руках других людей, определяются другими».

Но такой подход к жизни уже сам по себе должен держать человека в постоянном страхе! Если чувствуешь себя беспомощной жертвой окружающих людей, зависящей от их благорасположения, полагающейся на их «милость», вынужденной выполнять все их условия, то, естественно, всегда будешь опасаться за свою жизнь. Эти опасения приобретают еще более драматичный оттенок, когда им сопутствует ложное ощущение собственного бессилия, сознание невозможности защититься или что-то изменить в своей жизни.

С точки зрения профессиональной этиологии главную причину первичного страха пациентки следует искать в ее детерминистской самооценке и в преувеличенном значении, которое она придает внешним стрессогенным факторам, а отнюдь не в печальных обстоятельствах ее эмбриональной фазы.

* * *

Еще древнегреческие философы, например Эпиктет[5], знали, что для человека важны не столько фактические обстоятельства его реальной жизни, сколько позиция, которую он занимает по отношению к ним. Если бы наша пациентка выработала более адекватный взгляд на себя и свою жизнь, это привело бы ее к совершенно иному объяснению причин своего болезненного состояния.

Но нужно учесть один существенный момент: весьма вероятно, что в таком случае болезненные симптомы у нее вообще не появились бы. И тогда она положительно оценивала бы процесс своего личностного становления и чувствовала бы себя метафизически защищенной. В чем состояла бы адекватная оценка всех описанных обстоятельств?

Такая концепция привела бы нашу героиню к простому выводу: жизнь, несмотря на трудности, невероятно прекрасна! Или, если употребить форму от первого лица: «Обо мне и моей жизни постоянно заботятся, препятствия на моем пути преодолимы».

Вряд ли нужно доказывать, что такой подход является настоящим противоядием для зарождающихся страхов. Если человек почувствует заботу, поддержку и защиту со стороны некой силы, ведущей его по жизни вопреки всем неблагоприятным обстоятельствам, он без труда распрощается с желанием интерпретировать эти обстоятельства в мрачном свете и примется энергично строить свое будущее. Он перестанет считать себя беспомощной жертвой, зависящей от благорасположения других людей, а будет опираться на такое благорасположение, которого у него никто не отнимет и которое сделает его настолько свободным, что он сможет сам нести ответственность за свою жизнь.

Если бы пациентка изменила свою самооценку, а вслед за ней и трактовку своего появления на свет и своего существования в мире, она вынырнула бы из духоты первичного страха и попала бы в атмосферу первичного доверия.

Франклу принадлежат слова: «Вытесненная вера легко перерождается в суеверие». Так вот, развернув это высказывание на 180 градусов, можно сказать, что «суеверие» пациентки относительно власти, которую имеют над человеком внешние обстоятельства и деструктивное поведение окружающих, переродилось бы в веру – она поверила бы в собственные силы и в возможность беспрепятственного, ничем не ограниченного саморазвития.

Всегда нужно помнить: нет худа без добра. Из критических ситуаций человек выносит не только отрицательный, но и положительный опыт. Когда он выходит живым из тяжких испытаний, он может обрести неосознаваемое прежде предзнание о некой силе, которая держала его все время, пока ему приходилось туго, сохранила его невредимым среди разрушительного шторма, дала опору его существованию. Значит, жизнь еще не отказалась от него, нуждается в нем, по-прежнему рассчитывает на него. И тогда жизнь может открыться человеку как неисчерпаемое изобилие вариантов, ждущих осуществления. Тогда, возможно, он неожиданно для себя начнет понимать: его пребывание в мире желательно и даже необходимо. Что значит оставшееся в прошлом тяжелое переживание по сравнению с этим прозрением?

Чтобы придать своим словам наглядность, остановлюсь на следующем конкретном примере. Предположим, родители пообещали подростку забрать его из интерната домой, но не сдержали слова, и мальчику пришлось жить в интернате до самого окончания школы. Несомненно, это стало для него большим разочарованием, отрицательные переживания, вызванные необходимостью жить в нелюбимом интернате, сделали его недоверчивым по отношению ко всем человеческим обещаниям. Однако болезненный опыт мог бы принести ему и кое-какие полезные знания: от пребывания в интернате не умирают, разбитую надежду можно пережить.

Жизнь удивительно разнообразна и изобретательна, она предлагает человеку все новые и новые шансы. Так и у интерната наверняка были свои хорошие стороны – он дал подростку возможность почувствовать себя частью сообщества, встретить друзей, любимых учителей и сохранить контакты с ними на долгие годы. Негативный опыт, связанный с нарушенным обещанием, в конце концов переработался бы в опыт позитивный: жизнь продолжается и за стенами родительского дома, справиться с ней можно и самостоятельно.

Если горечь от не выполненного родителями обещания и в зрелом возрасте возобладает у этого человека над всем остальным, это будет свидетельствовать о частичной утрате его первичного доверия к миру. Если же на основе приобретенного опыта возобладает позитивное отношение к жизни, это будет свидетельствовать об укреплении его первичного доверия. Либо он намертво вцепится в свое мучительное разочарование и будет лелеять его в душе до конца своих дней, что приведет к фатальному обострению его мнительности, либо он до конца своих дней будет ориентироваться на опыт, говорящий, что и брошенный родителями на произвол судьбы, он не погиб, поскольку жизнь была сохранена ему по каким-то глубинным основаниям (можно сказать, по решению «высшей инстанции»), – и тогда доверие к миру придаст ему сил.