Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приведу еще один яркий символический образ. Виртуозный скрипач способен извлечь прекрасные звуки даже из плохой скрипки, и наоборот: неумелый скрипач не сыграет ничего заслуживающего внимания и на скрипке Страдивари. Отсюда видно, что красота музыки далеко не всегда коррелирует с качеством инструмента!
* * *
Убедительное свидетельство оставил нам Вольфганг фон Гете. Поэт, перенесший несколько серьезных заболеваний, никогда не позволял своему физическому состоянию вмешиваться в творческий процесс. Будучи уже 80-летним старцем, он утверждал: «Трудно даже вообразить, какую поддержку дух может оказать телу. Я часто страдаю болями в нижней части живота, однако воля и сила разума не позволяют мне слечь. Лишь бы дух не подчинился телу!» Удивительно, что он понимал «дух» почти в логотерапевтическом смысле – параллель с ноопсихическим антагонизмом Франкла напрашивается сама собой.
Сходным образом, видимо, можно объяснить и тот факт, что Христиан Моргенштерн[7], заболевший туберкулезом еще в детстве, вопреки всем врачебным прогнозам дожил до 43 лет. Сам он предполагал, что именно та сила, которая, по его словам, покинула его физический организм, вселилась в его дух и сопровождала его в течение всей жизни. То, чего было лишено его тело, возместилось ему в открывшихся духовных мирах. Его стихи свидетельствуют о мужестве, неиссякаемом юморе и потрясающем душевном равновесии. Поистине, великие виртуозы могут добиться красивейшего звучания и от испорченного инструмента.
Духовное, не подверженное болезням начало в человеке способно подняться над слишком уязвимым составным элементом нашего бытия, способно восторжествовать над болью и физической слабостью. Ему не страшна даже смерть – ведь лишь бренная материя подвластна ей. Поврежденные инструменты разных эпох довольно часто встречаются в исторических музеях. Поврежденные мелодии – никогда…
Я говорила о Гете и Моргенштерне. Но и в нас, «маленьких людях», скрыты такие запасы сил, о которых мы обычно не подозреваем. Они внезапно прорываются в ответ на зов смысла, в ситуации, когда требуется срочная мобилизация всех наших ресурсов.
В декабре 1994 года в Англии произошел удивительный случай. Припаркованный у садовой ограды автомобиль неожиданно сдвинулся с места (владелец забыл поставить его на ручной тормоз) и покатился прямо на игравшую неподалеку девочку – дочку владельца машины. Увидев, что происходит, отец бросился к машине и в момент, когда заднее колесо уже наезжало на ребенка, приподнял заднюю часть автомобиля. Девочка была спасена.
Об этом происшествии писали тогда все газеты, всеобщее внимание привлек тот факт, что – как выяснилось позднее – в обычных обстоятельствах отец ребенка был не в состоянии приподнять тяжелый автомобиль, это под силу только четверым мужчинам вместе. Но есть простое объяснение случившемуся: зов смысла ударил по духовной струне человека – струне отцовской любви, и это породило невероятный прилив физических сил, которыми в нормальных условиях он не обладал. В один миг открылись все шлюзы «запасников».
В уже упоминавшихся «Десяти тезисах о личности» Франкл писал, что человек «слышит зов трансцендентного в своей совести». Даже не слишком громкий. Если любовь в сердце человека достаточно сильна, то она способна мобилизовать свой телесно-психический инструмент и добиться от него результата на пределе человеческих возможностей.
Духовные струны, натянутые в человеке, струны, которые могут зазвучать в полную силу, – это его отношение к ценностям. Разные люди придают значение разным ценностям (что иной раз чревато конфликтами, например, семейными), причем обычно в жизни человека одновременно существует сразу несколько ценностей. Одной-единственной явно мало, стоит ей померкнуть, и человек неизбежно впадет в глубокое отчаяние. А полное отсутствие ценностей – это почти смертельный случай. Ведь ценностный вакуум притягивает практически любую душевную болезнь и обостряет любое физическое страдание.
В 1994 году молодой ученый Эльмар Хартшток защитил диссертацию, где сравнивал психологические свойства личности алкоголиков, воздерживающихся от спиртного уже в течение многих лет, с личностными свойствами людей, проходящих первую фазу лечения от алкоголизма.
Сравнение проводилось по многим параметрам, но только один из них выявил выраженное существенное различие. Эльмар Хартшток так написал об этом в своем резюме: «Результаты подтверждают предположение, что алкоголики, которые много лет ведут трезвый образ жизни, отличаются по своей личностной системе ценностей от алкоголиков, продолжающих пить или только недавно бросивших. В частности, идеалы и принципы для первых несомненно важнее, чем одобрение окружающих, размер заработка и собственность… Это наводит на мысль, что алкоголиков, успешно преодолевающих свою зависимость, характеризует, прежде всего, жизненная ориентация на определенные идеалы».
* * *
Эти результаты действительно наводят на мысли. Тот, кто выстраивает свою систему ценностей и свою жизнь в соответствии с этическими принципами и идеалами, переносит центр тяжести в духовное измерение. Это дает ему силы освободиться от рабства унаследованных или приобретенных пороков и вырваться даже из таких крепких сетей, как зависимость. И тогда струны человеческого бытия вновь натягиваются и начинают колебаться в ритме воспринимаемого призыва смысла – и рождается оригинальная мелодия, созданная своеобразной и неповторимой личностью.
Зависимость от спиртного – это масса мучительных проблем и для алкоголиков, и для их близких, и для общества и государства. Но здесь виной всему сам человек, и всех этих страданий, в принципе, могло бы не быть, чего не скажешь о многих других несчастьях.
Ежедневно мы слышим в новостях не только о проявлениях человеческой жестокости и преступлениях в состоянии невменяемости, но и о суровых поворотах судьбы, об эпидемиях, природных катаклизмах и других подобных бедствиях, которые обрушиваются на ни в чем не повинных людей. Где же тут высший смысл? На языке теологии этот вопрос звучит так: «Почему Бог допускает страдания?»
Во время пребывания в концлагере Франкл часто слышал этот вопрос – или, лучше сказать, этот вопль. Вот его точка зрения: «Возможно, при обосновании разницы между человеком и животным факт наличия у животного инстинктов, а у человека интеллекта играет в конечном счете не такую уж большую роль. Главную особенность, отличающую человека от животного, следовало бы скорее видеть в способности человеческого интеллекта подниматься на такую высоту, где к нему приходит понимание, что должна существовать мудрость – неизмеримо превосходящая его собственную – сверхчеловеческая мудрость, вложившая в него разум, а в животных инстинкты… Если мы хотим определить, с одной стороны, отношение мира животных к миру человека, а с другой – отношение человеческого мира к божественному, то напрашивается сравнение с золотым сечением. Как известно, в нем меньшая часть относится к большей так же, как большая часть относится к целому. Возьмем для примера заболевшую обезьяну, которой делается болезненный укол необходимого лекарства. Может ли обезьяна понять, почему ей приходится страдать? Ей недоступен мир человека, мир смысла, он непостижим для нее, она не может выйти в это измерение. Не следует ли нам предположить, что в еще более высоком измерении есть еще один непостижимый для человека мир, в котором его страдания только и приобретают сверхсмысл?»