Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером домой вернулся папа в превосходном настроении. Одна гречанка с работы пригласила его на ужин в ближайшую субботу, и она была как раз в его вкусе. Трудоголик. Чтобы отпраздновать это событие, мы отправились в пиццерию “У Панжо”, и папа позволил мне даже пару раз отхлебнуть пива из его бокала. Мне нравилось, как после каждого глотка начинала немножко кружиться голова.
По пути домой папа решил рассказать, как он познакомился с мамой, хоть я его об этом и не просила.
— У нее был такой крошечный “фиат”, — начал он, — и она припарковала его в неположенном месте. Стояла и ругалась с парнем, который приехал отбуксировать ее машину. А пока они там гавкались, подошел я, сел в машину и заблокировал двери. А машину с пассажирами эвакуировать нельзя! Ты знала?
Я помотала головой.
— Ну, значит, теперь будешь знать.
Может, это была и неплохая история, но я не хотела ее слушать. Мне не нравилось узнавать о папе всякие хорошие вещи и понимать, что он не всегда был таким противным.
Я боялась, что он начнет мне нравиться, а потом выкинет какой-нибудь трюк (а рано или поздно он обязательно что-нибудь такое отмочит), и это будет как удар под дых.
Дома папа попросил меня об одолжении.
— Каком одолжении? — спросила я. Мне казалось невероятным, что ему от меня что-то нужно.
— Я бы хотел, чтобы ты написала письмо своей бабушке в Бейрут.
— Зачем?
— Потому что она тебя очень любит.
— Да мы же с ней даже незнакомы.
— Это не имеет значения, — отрезал папа. — Она твоя бабушка.
Потом он дал мне бумагу, которую называл “восковкой” — очень тонкая, при любом прикосновении она начинала трещать. Я устроилась за столом в гостиной, а папа уселся рядом.
— “Дорогая бабушка!” — продиктовал он, и я записала. Я не ожидала, что он продиктует мне текст всего письма, и обрадовалась.
— “Я очень по тебе скучаю”, — сказал папа и сделал паузу, чтобы я успела записать. Потом он продолжил: — “Надеюсь, ты счастлива и хорошо себя чувствуешь. Теперь я живу с папой, в Хьюстоне. У нас очень красивый дом”.
Потом мне пришлось написать, что мне очень жаль, что письмо на английском, но что я беру уроки и скоро смогу отвечать ей на французском. В конце письма папа велел написать, что он помолвлен с очень славной девушкой из НАСА.
— Правда? — спросила я.
— Нет.
— А зачем тогда ей так говорить?
— Твоя бабушка не приемлет временных связей. Она будет рада, если узнает, что я собираюсь жениться.
— А если ты не женишься на ней?
— Откуда ты знаешь, может, и женюсь.
На это я не знала, что ответить.
— Вполне возможно, я и женюсь, — сказал папа. — Я очень нравлюсь этой девушке.
— Хорошо, — ответила я.
Мы вернулись к письму.
— А теперь напиши: “Люблю тебя, бабушка” — и поставь подпись.
После этого папа перечитал все письмо заново и сказал, что получилось просто замечательно.
— Твоей бабушке понравится, что ты так чисто все написала, — сказал он.
Потом он достал чистый лист бумаги и начал переводить письмо на арабский. Мне он сказал, что я могу идти, но я осталась посмотреть, как он пишет справа налево. Потом папа поинтересовался, не хочу ли я сама написать свое имя на арабском, и я согласилась. Я-то думала, что он напишет образец на черновике, а я скопирую, но, когда я взяла ручку, он обхватил мою ладонь и стал аккуратно водить ею по бумаге. Конечно, он просто хотел мне помочь, но мне стало так противно, что рука у меня аж одеревенела. Так что, когда мы дописали, папа заявил, что бабушка теперь будет думать, что я идиотка.
Ночью в кровати я сжимала ноги, стараясь получить оргазм только от мыслей о девушке в карте для гольфа. Думала, не получится, но ошиблась. А во время оргазма я думала не о всяких неприятных вещах, а о мистере Вуозо. О его руке на моей талии, о том, как от него приятно пахло и как он отпустил меня домой, когда я захотела уйти. Я вспомнила, что он обозвал папу гребаным чуркой, но это было не важно — я-то все равно ему нравилась.
Следующий день в школе я вся была как на иголках. Представляла, как мы с мистером Вуозо останемся вечером наедине и он снова будет меня трогать. На уроке социологии, пока мистер Микой рассказывал, что когда-то штат Техас был отдельным государством, я сжимала и разжимала под партой ноги. Я старалась не шуметь, и никто даже не заметил, когда у меня случился оргазм. Во время оргазма я посмотрела на Роберта Серлинга — того самого, который приклеил мою прокладку себе на лоб. У него были светлые волнистые волосы, и я вдруг поняла, что он очень симпатичный.
Вечером, когда я пришла к Заку, он сказал, что журналы смотреть мы больше не будем.
— Папа запретил. Сказал, что уберет все в гараж.
— Так, может, пойдем в гараж? — спросила я.
Зак помотал головой.
— Папа сказал, что сразу увидит, были мы там или нет.
— Ну ладно, — нехотя согласилась я.
— Он сказал, ты должна сама понимать, — продолжил Зак.
— Да, должна.
— А я знаю, чем ты там занималась в кресле.
— Чем?
Зак рассмеялся:
— Да ладно, брось прикидываться.
— Ничем я таким не занималась.
Мы пошли играть в бадминтон. Зак впервые не стал швырять воланчик мне в грудь, так что мы даже доиграли партию. Мы уже думали заканчивать, когда случайно забросили воланчик во двор к соседям Зака. Хотели было перелезть через забор, но он оказался слишком высоким. Так что теперь придется ждать, пока соседи не вернутся из свадебного путешествия. Они вселились неделю назад и сразу же укатили в Париж. Я их не видела, а вот Зак уже успел с ними познакомиться. Он сообщил, что девушка довольно симпатичная, а ее муж — очень высокий.
Мы вернулись домой и сели смотреть телевизор. Я старалась вспомнить, чем же мы занимались до того, как обнаружили журналы, но ничего не приходило в голову.