Марина и в самом деле сказала Васе, что Надя к нему неравнодушна, но актер только поморщился.

— Да ну…

— Да ладно, что тут такого? Она хорошая девушка…

— Что это за девушка, вся в железках? — сердито сказал Вася. — Блин! Тут сережка, там сережка… У нее что, не все дома? Как такое можно целовать и… и вообще?

Марина, не удержавшись, расхохоталась.

— Что тут смешного? — обиделся актер.

— Тебе не говорили, что, когда ты сердишься, у тебя глаза становятся совсем синие?

— Ну прямо уж и синие, — проворчал Вася.

Однако не удержался и тоже засмеялся.

Как можно мягче Марина пересказала гримерше слова Васи, добавив, что, если она откажется от железок и примет более женственный вид, не исключено, что у нее есть шанс.

— У тебя с ним точно ничего нет? — подозрительно спросила Надя, буравя собеседницу взглядом.

— Да ну тебя! Вася что, иголка? Если бы он оказался в моей постели, я бы его точно заметила…

— Не забудь вставить эту фразу в сценарий, — посоветовала Надя.

«Ну уж нет, — подумала Марина. — Это фраза из моего прошлого сценария. Ни к чему повторяться. Никто, конечно, не заметит, но…»

К их столу подсели ассистенты, имена которых Марина никак не могла запомнить, и разговор перешел на обсуждение предстоящих съемок.

— У Коли была травма колена, а сегодня он ушиб то же место… Ему надо бегать, драться и прочее, а он не может. Завтра в основном будут сцены с Глазовым и Наташей снимать.

— Будет весело, — хмыкнула Надя. — Он наверняка пожелает на ней отыграться.

Однако Глазов обманул ожидания съемочной группы. Он держался абсолютно корректно и не позволял себе даже замечаний в адрес Наташи или ее любовника. В перерывах между съемками Андрей Иванович сидел и зубрил свою роль, либо вел нескончаемые беседы с Леонидом Варлицким, на курсе у которого когда-то учился в Щукинском. С остальными актерами Глазов подчеркнуто держал дистанцию и как-то незаметно добился того, что вся съемочная группа естественно называла его на «вы» и по имени-отчеству, как и Варлицкого. Даже неутомимый и мало кого уважающий Барщак как-то высказался, наблюдая за этими двумя актерами: — Зубры, что и говорить! Все сцены с первого дубля…

Надя, героически снявшая пирсинг и сережки, но еще не отказавшаяся от своих торчащих во все стороны косичек, металась по площадке, повинуясь окрикам Зинаиды.

— Тишина, снимаем! — заорал режиссер.

В замковом саду начались съемки одного из самых важных эпизодов. Марина, стоя за стулом продюсера, думала: «И как из всей этой чепухи рождается кино? Только что Андрей Иванович шутил с Варлицким, и вот он уже в кадре, собранный, сосредоточенный, и все эмоции героя у него на лице, и то, что он получает отказ от героини… Как у него горят глаза! Какой отличный актер… Если бы я могла прописать ему роль побольше…»

И тут все впечатление скомкалось, потому что у кого-то в кармане громко заверещала попсовая мелодия сотового. Глазов прервал свою реплику на полуслове и поморщился.

— Кто… вашу мать!.. — заорал Голубец, не сдержавшись. — Стоп!

Глазов поглядел на Наташу, стоявшую напротив него, и едва заметно пожал плечами, словно говоря: кругом одни идиоты, но ничего, мы проведем эту сцену так, как надо, не волнуйся, я здесь. И Наташа, забыв обо всем, ответила ему многозначительной улыбкой и поправила локон, выбившийся из прически.

Сотовый, оживший в самый неподходящий момент, как оказалось, принадлежал продюсеру.

— Извини, — просипел Барщак, — это телефон, по которому мне звонят только в самых важных случаях… Да! У меня съемка! Какого черта…

Он осекся и, слушая, что ему говорит невидимый собеседник, сначала побледнел, а затем покрылся бурыми пятнами.

— Да ты что? В полицейской форме… актриса недоделанная! Да я ее в порошок сотру… Слушай, я сейчас не могу… Я потом тебе перезвоню, хорошо?

Вечером Марина явилась к продюсеру за обычными указаниями, что и как переписывать на этот раз. Однако она застала впечатляющую картину: толстенький продюсер, как колобок, метался по комнате, собирая чемодан. Тут же были Володя, Антон и главный оператор.

— В полицейской форме! — шипел Барщак. — И так загримировалась, что моя мать растерялась… в лицо ее не признала! И отдала Катьку, как последняя дура…

Из последующих путаных объяснений продюсера и реплик окружающих Марина поняла, что жена Барщака только что нанесла ответный удар: взяла с собой любовника, оба они переоделись полицейскими, захватили липовые удостоверения, открыто явились к матери Барщака и забрали ребенка, ту самую Катю, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор.

— Я Катюху ей не отдам! — гремел продюсер, потрясая кулаками. — И алиментов она будет иметь у меня две копейки! Я ее в психушку упеку!

И он облил бывшую жену, по совместительству мать своего единственного ребенка, такими грязными ругательствами, что даже видавшие виды мужчины поежились и опустили глаза.

— Я еду в Нижний Новгород, в аэропорт, и оттуда — в Москву, — распорядился Барщак. — Вернусь через пару дней. На время моего отсутствия главным назначаю… — он скользнул взглядом по лицам, — тебя, Володя. Смотри у меня, отвечать будешь за все!

— Да понял я, понял, — проворчал Володя, — не маленький.

— А любовная сцена твоя мне все равно не нравится, — продолжал Барщак, обращаясь к Марине. — Нет в ней изюминки! Чего-то в ней не хватает, блин… — Он захлопнул чемодан. — Ладно, разберемся, когда я вернусь. Все равно снимаем ее только на следующей неделе…

Отсутствие Владислава на съемочной площадке сказалось сразу же. На другое утро на именном продюсерском стуле киношники не без злорадства обнаружили новую надпись, а именно слово на букву «м», рифмующееся с фамилией Барщак.

— Вы что, совсем охренели? — кричал Володя, оставленный в качестве и.о., но кричал как-то неубедительно, и в голосе его отсутствовал подобающий случаю пафос. Почуяв отсутствие главного, киношники как-то враз расслабились, и даже Глазов позволил себе пару рискованных — и раскованных — острот. Собраться для работы заставили только угрозы Володи ввести персональные штрафы за опоздание и задержку съемок.

В первый день успели благополучно отснять все сцены, а потом… потом в дело вмешалась судьба. Погода испортилась, и полил дождь. Бледнея, Володя посматривал за окно и мысленно подсчитывал издержки производства из-за увеличения съемочного периода, но неожиданное известие, которое он получил из Москвы, заставило его враз забыть обо всем остальном.

— Славу убили!

— Ребята, вы слышали? Барщака зарезали!

— Ох ты!

— Блин!

— Допрыгался он с женой, придурок… Это же она его…

— Да успокойтесь, не зарезали, а только ранили… Вроде выживет…