— А мне кажется, что Шон прав. Сам посуди: Бэлеар был очень силён. Он легко мог убить Браннана. Но при стороннем вмешательстве бой сразу прекратился бы. Браннан проиграл бы, но остался жив. Мне кажется, это вполне в духе Эйвеона: сохранить жизнь, не подумав о чести. Вот только он не учёл, что для самого Браннана всё наоборот: честь дороже жизни.

— Хм… да, может, и так. Боюсь, в случае успеха Браннан сам бы его пристукнул.

— Наверняка он знал, на что идёт. Но теперь это уже не важно — всё случилось, как случилось. — Девушка встала. — Слушай, мне не нравится эта твоя бледность. Я всё-таки схожу за Патриком.

Не хотелось этого признавать, но Келликейт была права: Элмерик чувствовал, что разговор изрядно утомил его. Перед глазами плыли тёмные пятна, и казалось, что кровать под ним покачивается, словно лодка на волнах.

— Последний вопрос, — взмолился он. — Я точно изведусь, если не узнаю, почему всё-таки Калэх спасла Каллахана?

— Тебе будет проще спросить у неё, когда вы снова встретитесь, — улыбнулась Келликейт, оправляя складки платья. — Ты смотрел весь бой её глазами, и поэтому едва не сошёл с ума. Вы с ней связаны, Рик.

— Что за чушь? — Элмерик неверяще уставился на неё. — Как я могу быть связан с королевой Зимы? Я ведь и родился-то в мае…

— А ты ещё не понял? — Келликейт, наклонившись, заботливо поправила на нём одеяло. — На самом деле никакая она не королева Зимы. Все тоже так думали, но ошибались. Калэх — это сама богиня судьбы. А барды и филиды — все, кто владеет магией слова, — её любимцы с изначальных времён. Она пристально следит за каждым из вас, а порой испытывает. Потому что и вы частенько испытываете судьбу.

Эти слова были, бесспорно, важными, но всё же ускользали. Элмерик со вздохом прикрыл глаза. Вообще, он ещё о многом хотел расспросить Келликейт. Например, узнать, удалось ли Каллахану отыскать его родных, как вообще обстоят дела в родном Холмогорье и куда подевались все фоморы после смерти своего повелителя, но у барда не было сил даже поднять веки — не то что ворочать языком.

К счастью, на этот раз он не впал в безумие или беспамятство, а просто заснул крепким сном.

Ему приснилась чудесная лесная поляна, залитая мягким солнечным светом. Высоко над головой пели птицы, а где-то неподалёку весело журчал скрытый от глаз родник. В воздухе пахло летом, и на душе было хорошо и спокойно, как будто все волнения и тревоги последних дней остались позади. Элмерику нравилось это место.

Он огляделся, всё-таки нашёл в кустах ручеёк, весело бегущий по камням, и, присев на корточки, склонился, чтобы напиться. От студёной воды больно заныла ладонь, влага без остатка просочилась сквозь пальцы, а за его спиной вдруг раздался звонкий женский голос:

— Уверен, что хочешь испить из Источника Правды, бард? Тот, кто узнает его вкус, больше никогда не сможет солгать — ни словом, ни песней.

Элмерик вздрогнул и обернулся: перед ним, таинственно улыбаясь, стояла Калэх. На ней по-прежнему были струящиеся алые одежды, волосы белоснежным водопадом спускались ниже пояса, высокую шею украшало ожерелье из золотых листьев ясеня, а глаза без зрачков незряче смотрели будто бы сквозь барда. Но Элмерика не обманула эта кажущаяся слепота — он знал, что от пристального взгляда судьбы не скроется ничто на свете. Поэтому Калэх наверняка заметила и его неуверенность, и дрожь в коленях. Но это был вовсе не страх, а трепет перед сущностью много старше и мудрее его, по сравнению с которой даже эльфы казались совсем юными. От этой женщины веяло силой древних стихий, неподвластных человеческому пониманию.

— Слышала, ты мечтал снова увидеть меня? — не дождавшись ответа, продолжила она. — Вот и я. Чего ты хочешь, бард?

Элмерик сглотнул, поднимаясь в полный рост.

— Ну… мне… — нужные слова никак не шли на ум, и он ляпнул первое, что пришло в голову. — Я раньше думал, что вы королева времён года, как Медб или Оона. Но сейчас в ваших владениях царит лето, а не зима. Разве так бывает?

Калэх рассмеялась так, будто бы он только что сморозил несусветную глупость:

— Забыла предупредить: я не отвечаю больше, чем на три вопроса за раз. Постарайся потратить их с умом, мальчик. Подумай, правда ли ты хочешь спросить у меня то, что спросил?

— Может, и нет, но я ничего менять не стану, — Элмерик, сжав губы в линию, упрямо мотнул головой. — Если слово уже вылетело, обратно его не заберёшь.

Калэх кивнула, складка на её лбу разгладилась — похоже, этот ответ пришёлся ей по душе.

— Ты такой юный, а уже говоришь, как настоящий бард. Прежде я тоже думала, что мне доверено управлять северными ветрами и снегом, но потом поняла, что моя сила простирается намного дальше. Ведь я всегда заботилась о том, чтобы всё случалось в свой срок. Пора прийти зиме — значит, пусть приходит. То, что суждено, обязательно свершится, а я просто сплетаю нити и слежу, чтобы ткань мироздания оставалась нерушимой. Поэтому я не смогла когда-то принять венец Прародительницы и занять её место на троне. Судьба должна стоять в стороне и наблюдать. Ты понимаешь?

— Кажется, да.

Если бы Элмерика попросили объяснить, что именно он понял, то он промолчал бы. Некоторые вещи невозможно облечь в слова, как ни старайся. Бард чувствовал себя так, будто на мгновение прикоснулся к стержню, на который, словно хрустальные бусины, были нанизаны разные миры, и в тот же миг на его плечи будто легла каменная плита — даже само по себе это знание было тяжёлым. Элмерик и представить себе не мог, насколько на самом деле нелегка ноша Калэх.

— У тебя есть ещё вопросы?

Он вытер рукавом выступивший на лбу пот и кивнул:

— Я хочу знать, почему вы спасли Каллахана. Разве ему не суждено было умереть в бою с Бэлеаром, чтобы исполнилось