Тем временем остальные обитатели поместья разошлись кто куда, так что никто из них не может представить другому алиби на предполагаемый момент рокового выстрела, а следовательно, под подозрение попадает каждый.

Заметив Эрика на выбранной для нашего представления поляне, я вступаю с ним в перебранку. Следует сцена взаимных упреков, венчающаяся дракой, в которой Эрик пытается ударить меня прикладом ружья. Однако я вырываю у него ружье и, когда он зашагал прочь, стреляю ему в спину с расстояния четырех с половиной шагов (я не понял, почему именно четырех с половиной, но Джон очень на том настаивал). Затем мне предстоит оттащить тело к краю полянки напротив ручья и уложить его так, чтобы казалось, будто несчастный сам случайно упал и покатился со склона крутого холма. С ружья надлежало тщательно стереть свои отпечатки пальцев, а вместо них оставить отпечатки предполагаемого трупа, – и поспешить к дому Джона Хиллъярда.

Тем временем Этель обнаруживает тело на обратном пути из рощи, где она собирала колокольчики, и, вернувшись домой, оповещает о случившемся меня и всех домочадцев. Затем я возвращаюсь на место преступления, официально открываю дело, после чего в игру вступают наши гости-литераторы.

Я сказал ранее, что предполагалось, будто обитатели поместья разошлись кто куда поодиночке, но это лишь по сценарию. На самом же деле все, кроме Этель, хотели прийти посмотреть на нас с Эриком, так что Джон выделил для них краешек полянки, отпечатки ног на котором не должны были приниматься в расчет при расследовании. На саму поляну в тот день, разумеется, никому заходить не позволялось.

Учитывая приверженность Джона к соблюдению мельчайших деталей, ровно в половине четвертого я, облаченный в изображающий полицейскую форму синий пиджак (на несколько размеров больше, чем мне надо) и настоящий полицейский шлем, драгоценную реликвию одной из самых бесшабашных выходок Джона в университетские годы, и чувствуя себя, признаюсь, изрядно глупо, показался на узкой крутой тропинке, что вела вверх по холму. А ровно в три часа и тридцать одну минуту четвертого из дома вышел Эрик, должным образом сжимая ружье под мышкой, и начал спускаться вниз к ручью. Будущие следователи до поры до времени сидели в гостиной, дав слово не выглядывать в окна, пока не поднимут тревогу – что, по расписанию Джона, должно было произойти через пятнадцать минут. Остальные уже собрались внизу в долине.

Я машинально зашагал за Эриком вниз по холму. Нет нужды приводить здесь мои размышления по дороге: они были не из приятных. Меня ничуть не прельщало то, что предстоит сделать – однако деваться было некуда.

На полянке Эрик карикатурно-преувеличенно изображал, как будто целится в какую-то добычу, и я догнал его. Футах в тридцати от нас средь листвы проглядывали лица прочих участников затеи, с улыбкой наблюдающих Эрикову буффонаду. Джон, как я заметил, держал в руках часы.

– Ха! – вскричал Эрик с уморительной гримасой, когда я вынырнул из чащи. – Служитель закона! Клянусь богом, констебль Пинки в шлеме не по размеру!.. О, констебль, не смотрите так сердито, вы меня пугаете. У меня с детства слабые нервы!

Не стану передавать собственные слова – я их толком и не помню. Я вкратце изложил все то, чего от меня хотел Джон; поглощенный по-настоящему важными вопросами, я, признаться, не обращал внимания на всю эту болтовню и на типичные для Эрика попытки потешить зрителей за мой счет. Едва это стало уместно, я подошел к нему и выхватил ружье.

– Оно заряжено, констебль. Как бы вы не поранились! Мне страшно жаль, что так получилось с вашей дочуркой, но вы бы поосторожнее.

Я отвел затвор и заглянул внутрь. В патроннике лежал специально приготовленный Джоном холостой патрон.

Эрик уже удалялся прочь идиотской вихляющей походкой. Публика в кустах буквально умирала со смеха над его ужимками. Я быстро двинулся за ним вслед (памятуя про четыре с половиной шага), прицелился ему в спину и выстрелил. Эрик в высшей степени правдоподобно вздрогнул, упал на колени и рухнул на землю.

Это было самой легкой частью задачи. Куда труднее оказалось оттащить его массивную тушу к просвету в кустах на краю прибрежной полянки, сбоку от которого таились зрители. Утром Джон пытался научить меня какому-то приему, который назвал «захват пожарного», но то ли я был нерадивым учеником, то ли прием слишком сложен – и овладеть им у меня не было ни малейшей надежды.

Эрик, изображая самый настоящий труп, совершенно обмяк. Я попытался тащить его сперва за руки, потом, из вредности, за ноги, но толку все одно не получалось. Время поджимало.

Я воззвал к Джону:

– Послушайте, честное слово, у меня этак ничего не получится, если он и дальше будет валять дурака. Не могу его даже с места сдвинуть.

– Эрик, старина, не козлите! – прокричал Джон.

В ответ от Эрика донесся звук, похожий скорее на ослиный рев, чем на козлиное блеяние. В публике снова захихикали.

Похоже, однако, он внял просьбе Джона: на этот раз мне удалось сдвинуть его с места. Пусть и ценой неимоверных усилий, я все же доставил Эрика в назначенное место (что стало в процессе с его костюмом, меня не заботило). Там я со всей тщательностью уложил его ровно таким образом, как велел Джон, и отступил на шаг в кусты, демонстрируя публике плоды своих стараний.

– Так верно? – крикнул я.

– Великолепно! – заверил Джон.

Даже в виде трупа не теряя чувства юмора, Эрик в ответ помахал ногой в воздухе.

Тут моя часть практически подошла к концу, чему я, признаться, был весьма рад. Я притащил брошенное посреди поляны ружье, притворился, будто стираю отпечатки пальцев носовым платком, устроил целое представление на тему того, как оставляю там отпечатки пальцев Эрика, в полном соответствии с полученными указаниями уложил ружье на землю позади него и двинулся вверх по холму. Зрители торопливо рассыпались кто куда, спеша занять отведенные им места. Пока все шло гладко.

Подъем от ручья к дому довольно крут, а вся эта неоправданная возня с перетаскиванием Эрика настолько утомила меня, что я в первый раз нарушил указания Джона и уселся перевести дух в таком месте, откуда мог наблюдать, как Этель найдет труп на полянке. Приятно было для разнообразия стать зрителем.

У Этель тоже имелись инструкции, прописанные с неменьшей тщательностью, нежели мои или Эриковы. Ей следовало приблизиться к трупу по вполне определенной траектории и отойти по другой – так, чтобы две линии ее следов отчетливо отличались от наших. К телу полагалось подойти достаточно близко, чтобы убедиться, что это труп, но ни к чему не прикасаться и ничего не менять. А потом мчаться к дому, возле которого она должна была столкнуться со мной и поднять тревогу.

Бедняжка Этель. Вся затея, надо полагать, радовала ее ничуть не больше, чем меня самого. Со своего места я видел, как Эрик при ее приближении глумливо помахал ногой в знак приветствия – ничем другим помахать он не мог, поскольку лежал ничком, уронив голову на руки. Конечно, тактичнее с его стороны было бы вовсе ничем не махать, однако в таком случае он не был бы Эриком Скоттом-Дэвисом.