от лезвия и радостно захрапел, а Ушаш охнул и уронил нож. Не веря себе, он дрожащими пальцами провел по лбу счастливого зверя и только потом заметил Лалу.

– Как такое возможно? – просипел он. – Почему Кашдаш местами рыжий?

– Тебя ищут стражники Управы, чтобы казнить, – вместо ответа сказала Лала. – Если хочешь остаться в живых, слушайся меня.

– Да кто ты такая? – воскликнул Ушаш, и его детская неистовая радость сменилась злобой, от которой, казалось, воздух стал таким же колючим, как листья ташута. Трехпалая рука подняла нож с земли.

– Я все расскажу, но нам надо найти место, где никто не помешает. – Лала старалась говорить как можно мягче.

– Ты украла моего Кашдаша! Ты в сговоре с Ишиндаллой! – Единственный глаз Ушаша помутнел, а лицо скривила сильнейшая судорога. – Никуда я с тобой не пойду!

Он повелительно вытянул руку, приказывая дрому лечь. Лала, напротив, дернула веревку и прижала ногами шерстяные бока в попытке развернуть зверя. Обескураженный Снег-Кашдаш застыл, как камень, под которым спал Ушаш.

– Ах так! Ты тоже меня предал? – зашипел Ушаш и воткнул клинок в плечо дрома.

Зверь тонко всхлипнул, почти как человек, и шарахнулся в сторону, подминая под себя куст. Лала чудом удержалась на нем. Она выхватила кинжал и метнула его. Тяжелый набалдашник рукоятки вошел в пустую глазницу и застрял там, точно сделанный специально по размеру. Ушаш опрокинулся на спину и остался лежать неподвижно, а острие кинжала смотрело в небо. Лала соскользнула с дрома и бегло осмотрела его окровавленное плечо. Лезвие вошло в плоть очень удачно, ничего важного не задев, поэтому она просто вытащила нож, предоставив Снегу возможность зализать рану.

Ушаш не шевелился, но дышал. Лала быстро достала из поясной сумки пузырек со снадобьем, капнула немного в раскрытый рот и только потом осторожно извлекла кинжал. Ушаш застонал и облизал губы, на которые попало снадобье. Лала на всякий случай приставила острие к жилистой шее.

– Тебе придется меня выслушать, благородный Ушаш из Небесного Ока.

– Пить… – прохрипел он.

– Только вот это пока.

Лала по капле влила в него почти все снадобье, не отводя кинжала. Ушаш глубоко вдохнул, и вдруг половина его лица, на которой оставался целый глаз, словно помолодела. Многолетняя судорога ушла, и морщины пусть не исчезли совсем, но стали меньше и мягче. Он удивленно поморгал.

– Что это за зелье?

– Сейчас не важно. Ты готов принять истину, какой бы невероятной она ни была?

– Твой кинжал у моего горла. У меня нет выбора.

Лала задумалась. Всю бессонную ночь она готовилась к этому разговору, но как пришло время, не знала, с чего начать. Ушаш это почувствовал и начал сам:

– Почему Кашдаш тебя слушается?

– Потому что он уже давно не Кашдаш, – усмехнулась Лала, и дальше рассказ пошел как по маслу.

Ее саму бросало то в жар, то в холод, когда она вспоминала подробности последних пяти лет своей жизни, а Ушаш так вообще только охал.

– И вот теперь вместо того, чтобы искать в Сайшоне свою семью, я бегаю за тобой по всему Шулаю, – невесело закончила она.

Ушаш ожесточенно почесал грязную голову и ничего не ответил. Кинжал Лалы давно уже вернулся в ножны, а дром, простив обиду, мирно хрупал травой рядом с ними. Лала тоже молчала, успокаивая не на шутку разошедшуюся память.

Неизвестно, сколько бы они так безмолвствовали в ташутовых зарослях, но внезапно в небе раздался соколиный свист, и Джох с разгона впился когтями в плечо Лалы. Она поморщилась и встала:

– Пора. Надо найти Лириша.

– Что они со мной сделают?

– Не знаю пока. Нужно убедить всех, что ты не опасен для города.

– Как мы их убедим, если я и сам не знаю теперь, кто я? – Ушаш поднялся и отряхнул травинки с плаща. – Месть вела меня сюда, она давала мне сил жить, оставаться в уме… но сейчас… закончится твое зелье, и я снова захочу кого-то убить. Да и Шулай мне не простит гибели Маяка.

– Я приготовлю еще. А городу угрожает нечто пострашнее тебя. Для начала доберемся до Приюта Мастеров, где ты сможешь привести себя порядок, а то, уж прости, выглядишь и пахнешь ты, как… – Лала замялась.

– Как зараван?

– Я не знаю, о ком ты.

– Это вымирающий грязный народец в дальнем Заморье. Если все решится в мою пользу, потом расскажу. Я вообще много чего могу тебе рассказать о своих странствиях, если интересно.

– Буду рада послушать, – улыбнулась Лала и подозвала Снега.

Дром легко нес двойной груз по улицам и даже особенно не привлекал внимания озабоченных горожан. Только однажды, уже рядом с Приютом Мастеров, им встретился серый всадник. Он почтительно кивнул Лале, развернул своего дрома и поспешил к управе.

– Ну, считай, Лириш уже знает, – заметила Лала.

Когда через полчаса умытый, расчесанный и переодетый в свежий синий плащ Ушаш постучался к Лале в комнату, это был совсем другой ашайн. Он с удовольствием выпил разбавленного югового вина, принесенного Юшином, который решил уже ничему не удивляться.

– Стоило мыкаться по свету и терпеть лишения ради этого глотка, первого за много лет. – Ушаш блаженно прикрыл глаз. – Вы тут совсем не цените того, что имеете. Впрочем, и я не ценил.

Лала смотрела на него и поверить не могла, что это тот самый устрашающе безумный калека, без колебаний распотрошивший Тика Ростера. Она видела благородную осанку, сдержанность и уверенность, отличающую тех, кто носит белые плащи. Она очень надеялась, что Лириш признает подлинность брата Ишиндаллы. И совсем не удивилась, когда тот, о ком она только что подумала, появился на пороге ее комнаты.

За спиной Лириша стояли стражники.

– Впечатлен твоими способностями, Мастер Лала, – уважительно сказал Лириш, глядя не на нее, а на Ушаша, – этот ашайн пойдет с нами для выяснения всех обстоятельств.

Стражники скрестили мечи у горла Ушаша, не давая ему сказать ни слова.

– Не нужно ничего выяснять. Дром признал его, иначе я не нашла бы его так скоро!

– Дром и тебя признал хозяйкой, помнишь? – возразил Лириш. – Глупое животное не может свидетельствовать в делах ашайнов. Только благородная Ишиндалла имеет право голоса.

– Ты прекрасно знаешь, что в Шулае она будет нескоро, если вообще переживет Хворь!

Лириш пожал плечами.

– Можно послать к ней сокола! – отчаянно предложила Лала.

– Соколы не летают во время Хвори.

– Джох полетит. Напиши ей, и мой сокол отнесет весть.

– Хорошо. Не будем торопиться. Клянусь не причинять этому ашайну вреда. К тому же, – Лириш усмехнулся, – в управе он будет в большей безопасности, чем с тобой.

Он кивнул стражникам, они убрали мечи и встали по обе стороны от Ушаша, взяв его под руки. Тот расправил плечи и сказал, словно плюнул:

– Не сметь прикасаться ко мне! – а потом совсем другим голосом обратился к Лале: – Благодарю тебя. Если будет угодно Пустыне, я выполню обещание.

Когда его увели, Лириш едко спросил:

– Что он успел уже наобещать?

– Не твое дело. – Лала отвернулась.

– В этом городе любое дело мое. И я был слеп, когда понадеялся, что мы вместе сможем служить его величию и процветанию, – Лириш