у меня больше власти. Почти все номархи принадлежат к касте воинов и подчиняются только мне.

– Теперь я понял это, – согласился Эйя. – Но откуда ты так хорошо знаешь жрецов. Ведь они ни о чем не догадываются, хотя у них повсюду глаза и уши.

Хармхаб рассмеялся.

– Меня самого в детстве готовили в жрецы. Да беда в том, что я в науках не силен, за что частенько был бит палками. В конце концов, меня вышвырнули из храма, и я попал в войска. Но зато я умел лучше всех править колесницей, мне не было равных в сражении на копьях. А самое главное: если я смотрю на врага, то вижу все его слабые стороны.

– Из твоих слов я понял, что каста воинов имеет больше власти, чем каста жрецов?

– Беда вашей касты в том, что среди жрецов слишком много мудрейших, – объяснил Хармхаб. – А в касте воинов мудрейший только один – это я. Если кот думает, что он умнее, тут же понижается в звании.

– Я недооценивал тебя, – покачал головой правитель.

– Теперь, когда я открыл тебе все, откройся и ты мне. Поведай, что придумали жрецы, а я решу: помогать тебе, или подождать, когда тебя совсем затравят.

– Как ты догадываешься, меня хотят убить.

– Ну, это – само собой, – согласился Хармхаб.

– Перед этим я должен убить Анхесенамут.

– Скверно! Дальше?

– Дальше к власти поставят Раннаи.

– А вот эту кобру туда пускать нельзя. Что ты намерен сделать?

– Я убью Раннаи, а в этом обвиню жрецов.

– Хорошо. Я поддержу тебя, – согласился Хармхаб.

Когда они разъезжались, Эйя не выдержал и спросил:

– Объясни мне, как тебе удалось так сплотить армию и подчинить всю страну? Мудрейшие жрецы не смогли сделать и половину того, что удалось тебе.

– Ты, один из мудрейших людей в этом мире, а не можешь понять одной простой вещи, – вздохнул Хармхаб. – Вы все в касте жрецов боритесь за свое благополучие, а я борюсь за счастье Та-Кемет. За горсть земли, что у тебя под ногами, я готов пролить всю свою кровь и ничего не потребовать взамен. Таков я – непобедимый Хармхаб. Так я воспитываю воинов.

***

Эйя вошел в мастерскую придворного ювелира. Несколько мастеров и подмастерьев оторвались от работы и упали на колени перед правителем. Эйя разрешил им подняться. Они вновь расселись за столы и продолжили работу. Правитель подозвал старшего мастера и приказал показать ему праздничные украшения правительницы. Ювелир подвел его к рабочему столу, где лежало широкое золотое ожерелье. Ровными рядами шли тонкие узоры. Между ними такими же ровными линиями сверкали драгоценные камни. Эйя нашел глазами полоску бирюзы. Сердце его болезненно сжалось, когда он представил, какую кончину готовили Анхесенамут. Правительница наденет ожерелье на свои круглые плечи. Отравленный камень вопьется в нежную кожу, и смерть потечет по жилам.

– Не подскажешь, – спросил он у ювелира, – кто чистит украшения верховной жрицы Исиды.

– Мудрейшая жрица Раннаи пользуется моими услугами, – ответил ювелир. – Вот ее украшения. – Он показал на соседний стол. – Завтра праздник, а серебро немного потускнело.

Эйя внимательно осмотрел ожерелье жрицы. Удача! Мягким голубым светом переливались камни бирюзы. Эйя открыл коробочку с отравленным камнем. Он подходил.

– Вот этот камень совсем тусклый и треснул, – Эйя указал на ожерелье. – Замени вот на этот. – Он протянул ювелиру коробочку.

– Все будет исполнено, – заверил ювелир, достав камень. Он, вдруг, вскрикнул от боли.

– Осторожней, – предупредил его Эйя. – Грани наведены так тонко, что можно порезаться.

Правитель вышел в сад. Уходящее солнце позолотило прощальными лучами верхушки высоких пальм. С реки повеяло прохладой. В саду, все на той же скамье, сидела Анхесенамут. Рядом с ней стоял неутомимый страж Тоа, окрепший Улия и его верная супруга Асмуникал. Эйю скрывали густые заросли цветущего кустарника. Но он все слышал.

– Мы не знаем. Как отблагодарить тебя, – взволнованно говорил Улия, обращаясь к Анхесенамут. – Ты самая добрая и самая справедливая на земле. Я перед тобой в вечном долгу.

– Не стоит так говорить, ведь у меня власть: хочу – освобождаю, хочу – наказываю. Вы свободны и счастливы, хоть и не имеете роскошных дворцов, больших армий, множество земель. У меня все это есть, но с какой бы радостью я променяла все это на простое людское счастье. Странно слышать такие речи из уст правительницы? – Смущенно улыбнулась Анхесенамут. – Подождите, сейчас это пройдет, и я вновь стану грозной и неумолимой. – Она попробовала нахмуриться, но после звонко рассмеялась.

– Возьмите на счастье, – Анхесенамут протянула Улии и Асмуникал два венка из голубеньких полевых цветков. – Мои любимые цветы, – произнесла она и грустно добавила: – Такой же венок я положила на золотую маску Тутанхамона, когда его готовили к другой жизни.

– Спасибо за доброту, – поблагодарила ее Асмуникал

– Каждый обязан помогать любящим сердцам. Даже боги делают это с удовольствием. Я вам сейчас прочту очень древние стихи. Они воспевают силу любви. Послушайте внимательно:

Любовь к тебе вошла мне в плоть и в кровь,

И с нами, как с водой вино смешалось

Как с пряною приправой – померанец

Иль с молоком душистый мед.

О, поспеши к Сестре своей,

Как на ристалище – летящий конь,

Как бык,

Стремглав бегущий к яслям.

Твою любовь – небесный дар,

Огонь, воспламеняющий солому,

Добычу, бьющую с лету ловчий сокол.

Улия и Асмуникал ушли.

– Что прикажет, правительница Обоих Земель? – спросил Тоа.

– Ну, какая же из меня правительница? Иногда мне бывает страшно. Непростительно для правительницы – испытывать страх. Боги приняли правильное решение, возвысив Эйю.

– Зачем ты так говоришь! – воскликнул отчаянно Тоа.

– Ах, оставь, – безнадежно махнула рукой Анхесенамут. – Уже ничего не вернуть и не исправить. Боги мудрее нас. Они знают, что делают: кому дарят счастье, а кому страдания. Проводи, лучше, наших друзей в дорогу, – попросила она.

Тоа поклонился и ушел. Анхесенамут встала, протянула руки к заходящему багровому солнцу и вместо молитвы прошептала:

Мы будем с тобою вместе,

И Боги разлучить нас не смогут,

Клянусь, что с тобой не расстанусь,

До тех пор, пока не наскучу тебе.

Эйя пошел прочь, не в силах больше слушать. Он понимал со всей ясностью, что Анхесенамут все еще грустит по Тутанхамону. «Неужели есть такое сильное непреодолимое чувство? – ужаснулся он. – Неужели и я заболеваю этой сладкой мучительной болезнью? Как можно! В мои-то годы? С моей гранитной волей!» Но в то же время, он почувствовал, что уже ничем себе не поможет. Да и зачем помогать?

Вдруг захотелось сделать что-нибудь хорошее для Анхесенамут. Пусть, даже, она не будет знать об