Я искренне, от всей души порадовался этому ответу. Мы с Бет потом пытались на досуге выстроить, что же подумал бедняга Альбер, услыхав такую сказку. Ведь в мире, где есть вилы, очень даже может обитать и Кащей Бессмертный. Почему бы нет? И его обязательно следовало учитывать, когда строишь планы о мировом господстве или даже лишь о захвате небольшой волшебной страны. Кащеи обычно сами претендуют на господство, а с соперниками расправляются им одним ведомыми способами, иногда весьма изощренными и неприятными. В лягушку могут превратить, к примеру. А этого Кащея к тому же зовут Кроносом. Если он, в самом деле, само Время, то ведь он в принципе непобедим.

Но это было слабое утешение. Как и то, что удар, по-видимому, будет нанесен с помощью обычного, а не волшебного оружия. Для начала я предложил запастись противогазами — а там видно будет.

Мы попытались восстановить картину происшедшего «с точки зрения Альбера». Он приехал к нам зимой, выяснил, что серьезным противником для него является одна только Бет, которая должна вскоре уехать (и мы при нем не уточняли, на какой срок мы уезжаем). Почему он приехал во второй раз так поздно, в крайний срок перед нашим возвращением, мы не знали. Очевидно, ему нужно было там, у себя, сделать нечто такое, без чего не стоило и начинать всю авантюру. А может быть, он не знал, что срок крайний. Кэт со свойственной ей беспечностью могла ляпнуть, что Бет уедет на целый год. Она потом не сумела вспомнить, что именно ему сказала.

Выбор жертвы был вполне понятен. Во-первых, убрать соперника: с глаз долой — из сердца вон. Во-вторых, взять заложника, за которого и Кэт, и Бет наверняка пойдут на серьезные уступки. Конечно, в заложники годился любой человек с улицы: Бет точно так же пыталась бы его спасти. Но Альбер, видимо, судил по себе. Или по Кэт.

Она не выглядела особенно мягкосердечной, и он вполне мог предположить, что ради рядового жителя страны тут никто в лепешку расшибаться не будет. А в-третьих, он рассчитывал получить щит — таинственный заслон от всякого оружия. Или хотя бы выход на него, поскольку взять пленного можно было только в том случае, если щит почему-то не сработает.

Вероятно, изначальный план у Альбера был другой: не зря же он закидывал удочку насчет того, чтобы зазвать Андре в гости. Не зря потребовал держать границу открытой три дня. Но Кэт сама продемонстрировала ему очень эффектный вариант. Окрестности Лэнда и выход из этого коридора его охотники знали с прошлой весны (если не раньше). Время дежурства — с полуночи до шести утра — самое подходящее. И Кэт не закрыла границу, хотя, очевидно, охотники еще не успели выбраться из страны, когда ребята подняли тревогу.

Это была городская часть катастрофы. О другой, горной, мы узнали чуть позже.

Первые вести о Дени пришли к нам через пару суток. Вернулся врач в сопровождении пограничников, но без Инге. Никто на них не нападал, да, кажется, и некому бы. Врач сказал довольно странную, на мой взгляд, вещь:

— У него все же начался сепсис. Заражение крови. Для таких условий случай совершенно безнадежный. Но он жив, выздоравливает и в моей помощи больше не нуждается.

Бет кивнула, поблагодарила врача, попросила прощения за беспокойство. Тот отвечал, что, мол, работа у него такая. В общем, все как положено, включая даже какой-то подарок.

— Это Рён, — сказала Бет, вздохнув. — Значит, он будет жить, но теперь у него начнется странная судьба.

Я увиделся с Дени примерно через неделю. Бет отпустила меня проводить Кэт на Круг (теперь, держа границы под своим контролем, Бет стала поспокойнее и отпускала меня легче). Дом Кэт был восточней нашего, но мы с ней проехали сначала знакомой мне дорогой, а уж потом разъехались в разные стороны. Кэт отослала меня, не зайдя со мной даже к Стасу и Миле, что уж говорить о том, чтобы ехать к Рён. Я и не возражал: боялся, что Рён спустит виновницу всех бед со своего фирменного водопада.

Бет более или менее объяснила мне, как удалось спасти Дени. На меня эта сказка произвела сильное впечатление. Я ехал и немного ежился, не зная, чего ждать от встречи с нашим воинственным ребенком. Мне казалось, что Дени должен был стать другим — бесчувственным и отчужденным, вроде Кроноса (хотя в бесчувствие Кроноса я верил чем дальше, тем меньше). Где брать живую воду, знает любая вила. В глубине центральной долины есть источник, и путь к нему даже не слишком труден и далек. «К рассвету обернешься», — говорят они об этом. Но донести воду нужно в пригоршне, иначе она не поможет. Те легенды, где упоминается эта деталь, наиболее достоверны. А те, в которых живую воду доставляют в кувшинах, склянках и другой посуде, или являются плодом фантазии, или в них идет речь о какой-то другой живой воде, которая протекает в иных, неведомых мне странах. Пригоршня воды — это ровно и есть человеческая жизнь. Обычная, не бесконечная. Но эта же пригоршня дает человеку умение свободно проходить через Порог. Это опаснейшее свойство и большая тайна. О ней в мире людей мало кто знает. Наделять таким свойством всех подряд никак нельзя, поэтому источник постоянно охраняют несколько очень древних, очень мудрых вил. Они не то что равнодушны — беспристрастны. Им ничего не нужно для себя — как Кроносу или «голландцам» в море. Вилы — хранительницы живой воды не ставят никаких условий вроде «пойди, найди, принеси». Они дают воду даром — и виле, и даже человеку, если он каким-то чудом до них добредет, но с одним условием — тот, для кого они дают воду, не должен использовать этот дар во вред ни вилам, ни людям. Выясняют они это очень просто: смотрят просителю в глаза и видят его подопечного буквально насквозь. Для Кроноса вилы-хранительницы не пожалели нескольких горстей (интересно, знает ли он сам, сколько именно?), чтобы спасти его сразу от нескольких смертей. Альберу же, скорей всего, не дали бы ни глотка, как ни жестоко это выглядит со стороны.

После нашего отъезда Дени пришел в себя. Примерно сутки ему было лучше, а потом началось ухудшение. Рён всматривалась в его лицо, в движения и, по ее словам, не стала ждать, когда Дени начнет отрывать от себя паутину смерти, а пошла и принесла живой воды. Ей дали, только посоветовали быть поосторожней.

— Я буду смотреть под ноги, — сказала Рён и чуть не бегом побежала назад. Она поняла это как предупреждение не пролить воду. Второй раз принести ее времени уже не будет.

Она успела вовремя. Принесла свою пригоршню жизни часа за два до приезда врача, который все равно ничего не смог бы сделать. Дени действительно боролся с паутиной (знаю я эти странные движения умирающих, видел и уже не забуду), когда Рён осторожно влила в него живую воду. Дени заснул. Через два часа он осмысленно говорил с врачом, а Рён тихонько плакала на плече у Инге. В общем, все кончилось благополучно. Смерть ушла, хотя Дени выздоровел отнюдь не в мгновение ока. Понадобилось время, чтобы он вполне пришел в себя.

Я подъехал к дому Рён во второй половине дня. Было светло, тепло и тихо, лишь у входа в дом Олли постукивал топориком и мастерил. Он виртуозно обращался с деревом: и строил, и столярничал, и резал. Потребность что-то создавать из дерева, по-моему, заменяла ему потребность в разговорах: Олли был очень молчаливым человеком. Мне показалось, что, когда я подъезжал, он вкладывал в свой деловитый стук какую-то заботу или горе — такой у него был сосредоточенно-удрученный вид. Мы поздоровались, и я спросил его, что тут стряслось, заранее готовясь к новым бедам. Олли поднял темные опечаленные глаза.