вскачь. Закинув голову, она в ужасе неслась вперед, и Ризи с трудом удерживал ее поводьями, ибо его хлестали ветви по лицу: они скакали вслепую и наугад.

Он все же придержал лошадь, и она, вздрагивая, перешла на шаг. И Ризи тоже дрожал, промокший насквозь, вспоминая ту тварь, что прикасалась к нему.

«Эквиски» – называл ее Киран. Речная лошадь. Водяной. То, чем пугают детей. Его охватил такой страх, какого Ризи никогда не испытывал в битве – то и дело до него доносился цокот копыт, словно скакала лошадь там, где ни одна лошадь не могла проскакать, и грохот этой скачки то нарастал, то затихал, слышался то с одной, то с другой стороны от дороги, которая шла вдоль Элда в его родные земли.

– Смилуйся, – шептал он в пустоту. – Мы – мирные соседи.

Так Ризи держал себя в руках, даже когда из чащобы на него уставились два глаза, красные, как раскаленные угли. Это было опасно – он знал это, но тварь миновала его, и лишь лошадь вздрогнула и захрапела, почуяв неведомое присутствие.

– Пука, – промолвил Ризи, – я не боюсь тебя. Мне дозволено ехать здесь, и тебе не остановить меня.

Глаза потухли, и только цокот копыт продолжал преследовать его.

X. Кер Донн

Утро в Кер Донне было необычайно тихим. Донал медленно просыпался, сначала не понимая, где он, оглядывая деревянные стены и не находя ни камней Кер Велла, ни покачивающегося седла под собой – лишь неподвижная постель, гораздо более мягкая, чем у него дома, и яркий солнечный свет, льющийся сквозь прорезь окна.

«День», – подумал он, устыдившись и вспомнив, что окончательно заснул перед самым рассветом. Он уже просыпался с первыми лучами солнца, но тело его было таким тяжелым, а вокруг стояла такая тишина, что он решил, что даже слуги еще не поднимались. «Еще немного», – подумал Донал и закрыл глаза, устраиваясь в теплом пуховом гнездышке под одеялами. И он снова заснул после всех своих тревог, после прислушивания к звукам, которых не было в помине, после кошмаров о том, что он снова в бесконечном пути по ущелью, так что ему даже казалось, будто постель мерно покачивается под ним, после фантазий об опасностях, подстерегающих его здесь, в лабиринтах замка, который захлопнул свои ворота, чтобы поглотить его.

«Стоит им захотеть, – думал он в одиночестве ночью, – и я исчезну с лица земли, и я, и все, кто приехал со мной».

– Ты разве кого-нибудь посылал? – спросит Донкад у его господина. – Никто не добрался до меня.

Или он может и вовсе промолчать, как молчал он все эти годы. Тишина поглотит их, и лишь стены запечатлят в своей памяти их образ.

«Все это глупости, – наконец заключил Донал, когда свет уже забрезжил в окне. – Теперь они заметят по моим глазам, что я не спал, и что я им отвечу?» И глаза его закрылись. Веки так отяжелели, словно на них навалилась вся усталость предыдущих дней.

И все же в нем росло неведомое беспокойство. В замке все еще царила тишина, а пора было уже начаться какой-то жизни. Может, он неправильно определил время в момент своего первого пробуждения.

«Видишь, господин, – скажут потом слуги, – он все еще в постели в такой час». А может, Донкад и сам уже возмущен неучтивостью гостя.

В голове Донала прояснилось – пора было приниматься за дело. Он откинул одеяла и подставил тело прохладному горному воздуху, терпеливо снося холод и все больше просыпаясь. Выглянув в узкое окно, он окинул взглядом простиравшиеся Бурые холмы, суровые, каменистые, так и оставшиеся невозделанными.

Как этот пейзаж отличался от Кер Велла, окруженного полями, и лесами, и пастбищами в цвету. Бурым холмам очень подходило их название – пустынная местность, пригодная лишь для овец. Даже воздух здесь был иным, и ветер не приносил запах растительности. У подножия скал тек ручей, но до Донала не долетало его журчание; ни плеска воды, ни порывов ветра, всегда наполнявших Кер Велл, здесь не было слышно. Холмы были покрыты камнями и колючим кустарником, и, похоже, в это время года здесь ничего не цвело.

Он вздрогнул и, отвернувшись от окна, принялся искать свою одежду – нарядную, из тонкой шерсти, которую он захватил в надежде на радушный прием.

Одевшись и оставив все оружие, за исключением кинжала, пригодного за трапезой для резки мяса, Донал подошел к двери и открыл ее.

На скамье по соседству спал узколицый хрупкий паж, который встрепенулся на шум и вскочил.

– Господин, – промолвил он.

– Я слишком долго спал, – откликнулся Донал. – И нет, я не господин. Но где твой господин нынче утром и примет ли он меня?

– О, он на охоте. В округе волк задрал несколько овец, и мой господин с людьми отправились на его поиски.

– А-а, – промолвил Донал уязвленно. – Так я пройду в зал и подожду его там?

– Ждать придется долго.

– А завтрак?

– Ах да, завтрак, конечно, завтрак.

– А люди, приехавшие со мной, – где они нынче утром?

– О, мой господин – он пригласил их к завтраку в зал и взял с собой на охоту. Они решили не будить тебя. «Оставайся здесь, – сказал мне мой господин, – и проследи, чтоб он был всем доволен».

Донал нахмурился, ощущая незначительный страх – разве может такое быть, чтобы Бок без разрешения оставил его? Хотя, может, они надеялись таким образом завоевать расположение Донна и загладить его позорно поздний сон, или Донкад упрямо настоял на своем… Тысяча беспорядочных мыслей возникли у него в голове, и не последней среди них было подозрение, что такие люди, как Бок и Кайт, и Дули, прошедшие войну, могли просто решить действовать на свое усмотрение.

– Ну что ж, я позавтракаю в зале, – промолвил Донал.

– Следуй за мной, господин.

Мальчик двинулся вперед, и он пошел следом – по гулким залам с деревянными полами, по деревянным лестницам, вдоль деревянных стен, мимо развешанных тут и там оленьих рогов, изысканно украшенных свечами, сейчас потушенными, ибо в окна проникал солнечный свет.

Это был не тот путь, которым его вели вчера. Донал не помнил этих лестниц и украшений, и наконец его ввели в уютный теплый зал, где в очаге весело потрескивал огонь.

– Это не тот зал, – промолвил Донал.

– Да, этот меньше, – ответил паж, – сюда и придет мой господин, когда вернется. Здесь тебе будет удобнее, чем в большом, с его отголосками и сквозняками. Садись здесь, господин, а я займусь завтраком.

– Я не господин, – повторил Донал, рассеянно оглядываясь. Его ждал стол, окруженный скамьями, во главе которого стояло единственное кресло. «Госпожи здесь нет. Донкад никогда не был женат. И странно, – подумалось ему, – что он всю жизнь слышал о Донкаде, но никто никогда не говорил, чтобы он имел жену или детей».