Он был богат и почитаем при дворе короля. Временами Донкад спускался с холмов в долину и на несколько месяцев являлся к королю в Дун-на-Хейвин со свитой, знаменами и прочим, в то время как господин Киран сидел в Кер Велле, почти не покидая своих владений, разве что один или два раза много лет тому назад, и те путешествия не принесли ему радости.

Донал ждал от Кер Донна большего богатства и меньше признаков крестьянской жизни тут. «Очень напоминает хутор, – подумал он, садясь за стол. – Или пастушью хижину, только очень большую». Здесь могло бы быть уютно и радостно. Но здесь не было детей – ни топота бегущих ног, ни игр, ни детских голосов – ни детей господина, ни челяди. Возможно, их не подпускали к ненадежным гостям, возможно, где-то в замке были не только суетливые пажи.

И женщины – конечно же, они здесь жили. Но такой госпожи, как Бранвин, здесь не было, потому-то замок и выглядел так мрачно – и дети своими играми не нарушали покой господина и царившую повсюду тишину. Человек, живущий лишь в окружении мужчин, становится мрачным, как Донкад. «Я женюсь, – рассеянно подумал Донал, – заведу детей – с полдюжины, по меньшей мере, на радость себе и жене» – а ведь до вчерашнего дня он мечтал лишь о славе и о похвале. Он видел в своей жизни лишь Кер Велл, мечтал увидеть Дун-на-Хейвин и короля, отправиться на какую-нибудь войну; но теперь, приехав в столь отличающийся от его родного дома замок, он всей душой стремился лишь назад, вспоминая, как красивы дома поля, как зелен лес, как прекрасно все то, на что он прежде не обращал внимания. И как богат был его господин – он никогда не думал об этом – не золотом, не тем, что было в Донне, а совсем иным.

«Может, нынче вечером, – подумал он, – станут играть на арфе, и люди начнут смеяться, признав в нас своих друзей. О чем меня спросит Донкад? И что я ему скажу? Боги, Бок, зачем ты это сделал? Напрасно ты оставил меня спать».

Наконец принесли завтрак – не служанка подала его, но трое мрачных мужчин по очереди внесли хлеб, сыр и мясо в таких количествах, которые он никогда не видел в Кер Велле.

«Возможно, – подумал Донал, – все гости их обжоры или привыкли привередничать и любят, чтоб их вкусам угождали».

– Я поеду и посмотрю, не удастся ли мне нагнать вашего господина, – промолвил он. – Велите оседлать мне лошадь.

На мгновение наступило гробовое молчание.

– Господин, мы скажем сенешалю, чтоб он зашел к тебе, – откликнулся наконец один из них.

Донал принялся ждать, и сенешаль пришел к нему – тот самый человек, что встречал их у ворот с золотой цепью, седой бородой и темными прищуренными глазами.

– Я не спросил вчера, как тебя зовут, – промолвил Донал. – Прости меня.

– Меня зовут Брендан.

– Я бы хотел отправиться нагнать охоту, – сказал Донал.

– Слуги сказали мне.

– Мне будет нужен проводник.

– Наш господин не отдавал таких приказов.

– И? – спросил Донал, сердце у него бешено забилось, а мысли помчались одна быстрей другой.

– Ради твоей безопасности.

Донал открыто и весело рассмеялся.

– Но я проделал этот же путь ночью, во тьме.

– И все же я не могу позволить этого.

Смех оборвался, и Донал изумленно уставился на Брендана.

– Значит, я поеду сам. Где у вас конюшня?

– Я не могу вас отпустить.

«Может, покончить с этим притворством? Спросить прямо, где Бок, Кайт и другие». Он отошел на два шага, неловко себя ощущая под ровным немигающим взглядом серых глаз. «Боги».

– А когда твой господин вернется домой? Сколько я должен здесь его ждать? Я не собирался оставаться у вас слишком долго. Это не входило в полученные мной приказы.

– Не очень долго, – откликнулся Брендан.

– Тогда я вернусь в свою комнату.

– На этот счет я не имел распоряжений. Молю, останься здесь.

– Вот как? – Донал приблизился к очагу и, обернувшись, взглянул на Брендана. «Возможно, моего оружия там уже нет. Нет, более того – я уверен в этом».

– Где мои люди, Брендан?

– Я справлюсь о них, – сказал Брендан, направляясь к двери.

– Я слышал… – Донал повысил голос, – что они отправились на охоту с твоим господином.

– Отчего же, вполне возможно. Я узнаю и расскажу тебе, господин Донал.

Где-то внизу гулко хлопнула дверь, и эхо прокатилось, отдаваясь от деревянных стен.

– Может быть, это мой господин вернулся.

– Я не слышал, чтобы открывали ворота.

– Замок большой, в нем много залов. И то и дело доносятся какие-то звуки, обманывая слух. Постой. Теперь я уверен, что это он. Наберись терпения.

– А мои люди? – Он стоял совершенно спокойно, несмотря на бешеный стук сердца. – Ты думаешь, они с ним?

На соседней лестнице послышались шаги большой группы мужчин, судя по звуку; и Брендан расплылся в фальшивой улыбке.

И вот вошел Донкад – без плаща, в легких сапогах – костюм, неподходящий для охоты; за ним вошли воины при оружии, в доспехах и заполнили всю заднюю часть зала.

– Где мои люди? – спросил Донал, следя глазами за этим братом своего господина, за этим худым и неулыбчивым человеком, который, войдя, взял кресло во главе стола, отодвинул его в сторону и уселся посередине зала, как господин, вершащий суд.

– Что? – спросил Донкад. – Что за болтовня о людях? Я полагал, мы будем говорить о верности. О мире. О прощении.

– Как прошла охота, господин? Взял ли ты волка?

– А-а. Волк. Не слишком удачно, господин Донал.

– Где мои люди, господин?

– Похоже, у тебя припев один и тот же.

– Пока я не получу ответа.

– Глупый юнец. Ты будешь давать мне ответы и без всякой помощи, один.

– Один. Вот твой ответ?

– Ты колдун. Я это почувствовал сразу, как только ты вошел. Говорят, как-то ночью, Донал, сын Гелвена, при закрытых дверях в Кер Велле творились необычные вещи – все исподтишка, игра на арфе – и говорят, в этот день была заключена сделка.

– Кто говорит? И почему ты позволяешь утверждать такое – чтоб найти подтверждение собственным домыслам?

– Сделка такая же, как брат мой заключал и прежде. Как в битве при Кер Велле. Мы знаем, что это предвещает, и, заметь, он был младшим в нашем доме, теперь же у него есть замок, и земли, и имя, известное повсюду и унижающее короля. Эвальд из Кер Велла принял его в семью, и то была его ошибка.

– Все это немыслимо.

– И все же правда, господин Донал. Эвальд был в расцвете лет, когда вдруг умер, не прожив ему отпущенного срока.

– Мой господин любил его. Эвальд ему был ближе, чем иная кровная родня.

– Но Эвальда постигла безвременная смерть, не так ли?

– Все люди смертны, господин. И никто из нас не знает собственного срока.

– И все же за закрытыми дверями была та встреча: и заключались сделки, и