мгновение, но это мгновение включало всю оставшуюся жизнь. С той стороны холма, из-за спины, к нему уже поднимался человек; и то был лишь один из слуг Донкада, которые, рассеявшись, ищут Донала по всем холмам.

Он добрался до склона, до травы и кустов, где древние камни воздевали вверх свои черные пальцы, мрачно нависая над полевыми цветами, что были первыми мазками краски на этой бурой мертвой земле. Донал был как на ладони на этом холме, лишенный прикрытия деревьев, едва ковыляя теперь от приступов боли в боку и искалеченной ноге. Собаки лаяли и выли. Враг наступал, и Донал почувствовал, как у него снова меркнет взор. Небо поблекло, и стало темно как ночью, повеяло жутью, и мелкие твари замелькали меж камнями, уродливые кривые тени.

«Сюда, – послышался чей-то голос. – О человек, иди, протягивай мне руку».

Теперь во мраке он различил какой-то свет, становившийся все ярче и теплее, и с надеждой Донал потянулся к нему. Раны его сковало холодом. Словно через океан протянул он руку, и кто-то прикоснулся к ней, взял ее в свои и подхватил его, когда Донал начал падать. Дымка окутала его серым плащом и заключила в объятия. Он стоял на коленях, прильнув головой к чьему-то плечу, и чувствовал нежную руку на своей голове, словно Донал был ребенком, вернувшимся домой.

– Ну же, не бойся, я держу тебя.

Донал почувствовал запах листьев, зелени, роз и лилий, который напомнил ему Бранвин. Он ни о чем не тревожился, но вот загрохотал гром, и ветер взвился голосами. Он поднял голову и встретился с ней глазами. Ветер играл в ее волосах, а глаза ее были жуткими очами Ши.

– О человек, что делаешь ты здесь среди этих камней? Тебе здесь не место.

– Мой господин послал меня к Донкаду, господину Донна, Дина Ши, чтоб заключить с ним мир, а Донкад замыслил против нас убийство. Я потерпел поражение, я обесчестил себя, о Ши! – Он услышал звуки рыданий в порывах ветра и поднялся на ноги, ослепнув на мгновение от блеска молний, выхватывавших из тьмы вздымавшиеся, как колонны, скалы. – Ши, они не должны поймать меня.

– Не бойся, они не поймают. – Арафель встала рядом с ним.

– Там кто-то есть! – вскричал Донал, ибо меж скал что-то кружилось и подскакивало, пока не исчезло во мгле.

– Он не причинит тебе зла. О человек, не стоило тебе сюда являться. Разве я не говорила, что на запад нет надежды? Разве я не предупреждала вас? Возвращайся, скажи своему господину, чтобы не ждал ни надежды, ни помощи от других. А отсюда – меньше всего. Донкад заслуживает его сожаления.

– Сожаления? Человек, покушающийся на жизнь гостей?

Она казалась Доналу белоснежной, словно какой-то внутренний свет исходил из нее; но этот свет тускнел, на груди и руках у нее проступали темные пятна, а потом она уже вся была в его крови.

– Пусть пожалеет Донкада. И Кер Дав, Ан Бег и Брадхит. Да, пожалеет. Они всего лишь люди и погрязли во зле, которое пытались приручить. Оно же окружило их и лежит затаившись. Я сделаю тебе подарок, чтобы ты видел опасности, но его не спрячешь, ибо это место могущественно, и оно приманило тебя сюда… – Грянул гром, и ветер вихрем окружил их, так что и плащ, и волосы ее взметнулись вверх, и она рассыпалась светом, словно истекая кровью; и жало холода впилось в Донала, проверяя глубину его ран.

– Это из самого древнего Элда, – выкрикнула она, пересиливая вихрь. – Он дует с Дун Гола: от старости, от злобы и ненависти… Ты таешь, человек, остановись! Держи меня за руку!

На ощупь он ухватился за нее. Ее плащ обвил Донала, и, нащупав его руку, она повела его вперед. С усилием он опирался на свою больную ногу, даже несмотря на ее помощь, чувствуя, как их сотрясает ураганный ветер.

– Арафель! – раздался тоненький голосок. – Арафель! Подними его вверх!

– Вот оно, уже близко. О, прижмись ко мне, человек. На тебе нет железа, и ты сможешь удержаться. Не дай ему стряхнуть тебя.

Они вступили в пространство, заросшее деревьями, странными серыми деревьями, которые скрипели и хрипели под напором ветра. И снова перед ними вспыхнул свет, почти у самой земли, как пригоршня молний, и маленькая тварь, подпрыгивая на четвереньках, метнулась рядом с ними.

– О-о, – взвыла она слабым тонким голосом, – о Дина Ши, садись верхом, верхом, верхом. Здесь слишком страшно, слишком страшно. Тебе не стоит бросать ему вызов.

– Добудь ему лошадь, – промолвила Арафель. – Граги, прошу тебя.

И ее не стало. Донал споткнулся, и его подхватили на руки – теплые сильные руки подняли его, как ребенка, словно он был легче перышка, руки, пахшие сеном, солнцем, землей; и он снова лишился сознания, ощущая жгучую боль.

Потом его швырнули на спину вздрогнувшего пони, и Донал постарался удержаться за гриву и перекинуть ноги по бокам: странное создание, подпрыгивавшее перед ним, тянуло его за ногу и поддерживало, стараясь помочь.

– Скорей, скорей, скорей, – неустанно повторяло оно, – мрак наступает, одинокий мрак; о человек, о человек, Граги должен помочь ей, Дина Ши. О, торопись, человек! Этот пони не потеряет тебя.

– Помоги ей, – ответил Донал, но рядом уже никого не было. Пони тронулся вперед, и мимо замелькали деревья: он пустился вскачь, но Донал не ощущал бега, словно он летел по воздуху, этот маленький косматый пони.

Оно пришло. Завыли ветры. Арафель, крепко держась на ногах, вынула свой узкий серебряный меч, звездным светом пронзивший ночь.

– Финела! – позвала она, и за спиной послышались раскаты грома.

Потом ветры стихли, и ночь стала беззвучной. Впереди, меж древних камней, виднелся проход в темное сердце горы.

И мрак высился там, превратившийся в высокого стройного эльфа.

– Арафель, – промолвил он.

– Далъет.

Он улыбнулся. Все было черным на нем, и свет, падавший на его одежду, тут же умирал. Она держала меч перед собой, но даже его серебро поблекло – то было чужое место, чуждые владения.

– Я свободен, и я теперь властелин здесь, – промолвил он. – Властелин всей этой земли. Я вернул назад…

– Духов. Всего лишь духов, Далъет. И печаль. Отпусти это и уходи обратно. Вернись в свой сон.

Облик его померк и снова уплотнился. И меч, такой же, как у нее, блеснул в его руке, но с голубой прожилкой вдоль клинка, пропитанного тусклым ядом.

– О Арафель, – промолвил он и опустился на камень, положив руки на колени и нежно улыбнувшись ей. – Чары, что сдерживали меня, были разрушены, и ты считаешь, что я послушно погружусь обратно в сон? О нет. – Кончик меча взметнулся, указав на ее сердце, и ветер пробежал по траве холодным порывом. – Слишком давно мы друг друга ненавидим.

– Дроу, – промолвила она. – Мне жаль тебя.

– Жалость. Я не знаю,