Не знаю, при каждых ли покоях в Шато ле Туаре имелась собственная ванная, но мне с этим повезло. Я задвинула засов и устроилась в кресле перед зеркалом, вставила серьги в уши: в спальне Евгении царила тишина. Судя по ней, в ближайшее время мне ничего интересного услышать не грозило, поэтому я повернула на колье нижний камень так, чтобы звуковой магический слепок воспроизводил ночные разговоры…

Ну, и не только.

Спать хотелось не по-человечески, вот просто уткнуться носом в мягкую теплую подушку, обнять Анри и спать до восхода, вместо этого я слушала страстные стоны, пыхтение и какое-то звериное рычание. Мысленно ругала лорда Фрая с его изобретениями страшными словами и утешала себя тем, что это нужно для дела. Точнее, это нужно для того, чтобы знать обо всех подлянках, которые Евгения захочет мне подложить. Если захочет, конечно. Я надеялась, что обойдется. Пунцовая, что те маки, перебирала пуговички на халате, то и дело щипала себя за запястье, чтобы не свалиться на пол и не заснуть. Хороша же я буду, если Анри меня так найдет – в обнимку с ножками кресла, полуголую, зато при рубинах.

Не знаю, сколько времени прошло, пока укрепление дипломатических отношений Вэлеи и Намийи подошло к логическому завершению.

Шелест одежд и шаги, шорох покрывал. Скрежетнул отодвигаемый стул.

– Как же она меня достала! – раздался, наконец, голос Евгении.

Я мигом взбодрилась: конечно, можно предположить, что графиня говорит о своей камеристке, но…

Снова шаги. На сей раз сильнее, громче.

– Мы можем быстро решить эту проблему. Только скажи.

– Еще не время. Симон совсем на ней помешался.

– Заметно. С чего бы ему разделять их с де Ларне?

Евгения негромко хмыкнула.

– Он хочет ее себе. И заберет, когда наше золотце из-за своей мглы отправится на покой. Ему не нужен их брак, и никогда не был нужен… кроме того, чтобы притащить ее сюда. Симон говорил не только с ее отцом, но и с братом. Предлагал де Мортену династический брак, но этот заносчивый мальчишка отказался… Идиот. У них все семейство как на подбор – гордецы и принципиальные идиоты.

Я сжала руки так, что ногти впились в колени. Наверняка останутся синяки, ну и пусть. Всяко лучше, чем прямо сейчас придушить Евгению во сне.

– Мы не можем допустить, чтобы они сблизились еще больше.

– Разумеется, но действовать надо тоньше. Насколько я поняла, наша драгоценная графиня де Ларне по уши влюблена в мужа, и это играет нам на руку. Что касается Симона, его сейчас лучше не дразнить. Если он так взбеленился из-за какой-то сиротки…

– Не уверен, что с этим стоит тянуть, – громыхнул Альмир. – Из страха причинить боль можно запустить гангрену. Пока эта женщина жива, угроза возрастает с каждым днем.

– И все-таки, – Евгения побарабанила пальцами по краешку чего-то там. – Спешить не стоит, этот бал многое покажет. Хорошо бы присмотреться к ее окружению, заодно и к прислуге ее мужа – я давно хотела завести своего в этом доме.

– Неплохо было бы завербовать его камердинера.

– Бесполезно, он ему по-собачьи предан. Марисса – тупая провинциальная курица, зацикленная на честности. Возможно, стоит попробовать эту девицу… которая приехала с нашей овечкой. Натали, кажется?.. Обри рассказывала, как она глазеет на наряды и драгоценности, как обсуждает всех подряд. Жадная и завистливая. Но вообще, хватит уже о де Ларне на сегодня. В мире множество гораздо более приятных вещей, чем ходячая смерть и ее солнышко. Расчеши-ка мне лучше волосы. И скажи, как падишах отнесется к…

Дальше шел долгий политический разговор, который я запоминала из чистого упрямства – передам лорду Фраю, пусть он разбирается. Потом Евгения выставила Альмира и отправилась спать, а я с явным облегчением стянула с себя драгоценности. Какая жалость, что нельзя заявиться с этим к Симону, чтобы устроить графине и ее поклоннику веселую жизнь. Сбросила старый звуковой слепок, вечером послушаю дневной – может, что-то еще интересное обнаружится. И да, к Натали стоит присмотреться.

Когда вернулась, Анри еще спал. Медовые волосы разметались по подушке, которую муж подоткнул под щеку. За окнами светало, небо становилось все более светлым, как если бы в темно-синюю акварель понемногу добавляли воду. Я устроилась на краю кровати, осторожно подтянулась, легла. Ну вот и что дальше? Мы оба работаем на разведку, даже если отбросить нашу связь с Лигой… чем все это закончится? Настанет ли когда-нибудь такой день, когда мы сможем доверять друг другу по-настоящему, без оглядки на прошлое? Или вся наша жизнь будет отмечена печатью «здесь и сейчас».

Анри словно мысли мои услышал – повернулся на спину, провел ладонью по лицу, прогоняя сон.

– Ты почему не спишь, ежик?

Кто-о?! От неожиданности я даже с ответом не нашлась. Точнее, нашлась, но не сразу.

– Я не ежик, – изрекла гордо и отвернулась.

– Еще какой, – муж сгреб меня в объятия и подтянул к себе. – Хочешь быть ласковой, но все равно ощетиниваешься снова и снова.

– Не повезло вам, милорд.

– Разве я такое говорил? – Анри зарылся лицом в мои волосы. – Стал рядом с тобой немножечко извращенцем… Все колешься, а мне хочется прижать тебя к себе еще крепче.

– Вы им были всегда, – фыркнула я, тем не менее расслабляясь в его руках.

– Что тебя беспокоит?

Я вздохнула. Повернулась, оказавшись лицом к лицу.

– Притворство и миленькие улыбочки. Светские разговоры. Дурацкие роскошные платья, в которых я чувствую себя павлином на выставке.

Анри рассмеялся. Признаться, мало кто умеет смеяться соблазнительно, но у мужа получалось само собой. Низкий, грудной смех… рокочущий, словно океан, и напоминающий о стонах, срывающихся с его губ в минуты сокровенной близости.

– Так носи наряды поскромнее.

– В Лигенбурге вы говорили другое.

– В Лигенбурге я был идиотом.

Он смотрел мне прямо в глаза.

– Я искал в тебе другую женщину, Тереза. Но моей стала именно ты, и я этому безумно рад. Надевай свои темные платья, собирай волосы наверх, как тебе нравится. Только оставайся собой. Всегда.

Муж потянулся ко мне, коснулся губами моих губ.

И я подалась ему навстречу, забывая обо всем.

– До сих пор не могу прийти в себя после открытия того университета… Неужели нас в самом деле будут лечить аптекари? – тонюсенький женский голос.

Украдкой взглянула в сторону, откуда он доносился, – его обладательница, стоящая чуть поодаль в компании двух мужчин, сама тоненькая и миниатюрная. С капризно надутыми губками и глазами на пол-лица, как у кукол. Рядом с такими вот женщинами чувствуешь себя трехсотлетней туанэйской сосной.

– Милая, этот проект под покровительством его светлости, а я склонен ему доверять.