– Предельно, ваше величество, – ответил я. – За исключением упомянутой вами м-м… малой картотеки? Что это такое?

Он нахмурился.

– Шутить изволите?

– Нисколько.

– Нам известно, что у вас есть так называемая «малая картотека», в которой вы храните самые большие тайны государства, не известные, возможно, больше никому, и всевозможные компрометирующие материалы, связанные с влиятельными разумными. Я считаю, что эта пускай и довольно грязная информация может сослужить неплохую службу империи.

– О, безусловно, грязная информация – всегда самая ценная, по собственному опыту сужу, однако в материальной природе мира не существует такого места, как «малая картотека», к которому я мог бы дать или не дать кому-либо доступ. Его просто нет, и все. Хотя, если вы его найдете, буду бесконечно благодарен за своевременное сообщение. Жутко хочется увидеть.

На его красивом породистом лице прямо под белыми бакенбардами взыграли желваки, но, видимо решив, что следствие все разузнает, он больше не стал растрачивать на меня драгоценное время и отпустил.

– Простите, что смею задерживаться, но у меня при себе дар, который я обязан вам вручить.

Из-под моего плаща появилась книга в черном переплете, на которой золотыми буквами значилось: «Мескийское Кредо». Под названием был изображен герб Мескии, а под ним – девиз: «Unserum a dextria et praestera».

– Начал писать при вашем отце. Сейчас на складах лежит первый небольшой тираж в десять миллионов экземпляров, напечатанный мною, на моих типографиях, за мой счет. Передаю все это в дар вашему величеству. Уверен, что вы распорядитесь с мудростью.

По коридорам дворца я шагал уже без маски, впервые за последние семнадцать лет. Клянусь Луной, даже если бы на моем месте оказались обнаженные сестры Императора, решившие прогуляться среди тысяч политиков, клерков, посетителей и стражей, они не произвели бы такого фурора, как Вели… как тот, кого еще считали Великим Дознавателем, появившимся без маски. Сопровождаемый сотнями пристальных взглядов, оставляющий за спиной гул шепчущих голосов, я покинул дворец.

– Как все прошло, хозяин?

– Хорошо, хорошо, он справился на «отлично».

Стимер вез меня в Паутину по улицам полуразрушенной столицы. Пройдет еще много времени, прежде чем Старкрар воспрянет в прежнем… нет, он воспрянет в еще большем величии и большей красоте, чем когда-либо. Главная прелесть в разрушении старого – возможность построить нечто новое, с новой перспективой и новым взглядом на будущее.

Собственно, город уже начинал строиться, а я ехал и смотрел на бесчисленное множество разумных существ различных видов и думал, что у каждого из них моя война отняла как минимум кого-то одного очень дорогого. Интересно, узнай они об этом, остался бы после стихийного самосуда хоть один клочок моей плоти для погребения?

В Паутине я безвылазно провел три дня, но не ради приведения дел в порядок, ибо они были приготовлены задолго до отставки. Нет, я сидел в своем штабе, потому что там меня легче всего было найти. И они нашли меня. Они связались со мной и сообщили, что я не брошен и не забыт, что они готовы поддержать меня, именно меня, в любом начинании. Даже в самом дерзком. Обрадовавшись, я ответил, что желаю собрать союзников, которые смогут помочь мне в сохранении Мескии от глупого разбазаривания таким трудом добытых успехов. Я готов сражаться и не потерплю, чтобы меня, Бриана эл’Мориа, пинком под зад вышвырнул какой-то молокосос! Хм, было странно отзываться так о том, кто вступил на престол в возрасте почти двухсот лет.

Я назначил встречу всем верным в одном весьма мрачном местечке под самым носом у Императора, но где он точно даже не заподозрит нашего присутствия. Они обещали, что прибудут.

– Сегодня вечером мы отправимся на важное мероприятие, Себастина, подготовь мой лучший костюм, да и все остальное тоже подготовь.

– Всенепременно, хозяин.

Следующей же ночью мы покинули Паутину и отправились в путь по ночной столице, на северо-запад, в Императорские Сады. Меня интересовало место, которое некогда являлось улицей Магнолий, славное, в частности, тем, что на ней жил государственный обвинитель Сильвио де Моранжак, а спустя годы в его доме поселился печально известный Лайотрадо эл’Шимар. У обоих жизни завершились крайне скверным образом.

Во время осады Старкрара район Императорских Садов, некогда являвшийся самым дорогим и престижным, чудовищно пострадал от бомбардировок и был буквально вмят в землю гусеницами тяжелой техники. От прекрасных особняков с великолепными садами и парками практически ничего не осталось, но треклятый дом де Моранжака уцелел. Его крышу пробил неразорвавшийся снаряд, но в целом постройка устояла и торчала теперь среди развалин в полном одиночестве. Вокруг царила темнота, и лишь стаи одичалых собак вдали лаяли на бродячих днагурданов.

Стимер остановился перед парадным входом, в некоторых окнах горел приглушенный свет. Отлично, нас ждали.

Для этого важного вечера я оделся в прекрасный черный костюм-тройку, лакированные туфли, дорогое пальто, ибо осень не жалела мои старые кости, и высокий цилиндр, который уже основательно вышел из моды, но мне было на это плевать. Опираясь на трость как на вполне необходимую опору, я двинулся вперед, а Себастина, обрядившаяся в дождевой плащ, неотступно следовала за мной.

Нас впустили по условному стуку и со всем почтением проводили в столовую, ту самую, где погибло все семейство де Моранжаков и в которой теперь отсутствовала крыша. Еще там в полу зияли приличных размеров дыры, но собравшихся разумных это, кажется, не смущало.

– Боже мой, какое подобралось пестрое сообщество! Я безмерно рад, что вы все нашли возможным собраться здесь сегодня! – сообщил я, окидывая взглядом комнату, полную далеко не последних личностей в Мескии.

Там были политики, военные, финансисты, юристы, главы нескольких крупных торговых домов, банкиры, журналисты и даже – о, какая прелесть – несколько довольно высокопоставленных служителей Имперры! Всего около трех десятков разумных, в общем и целом испытывавших ко мне положительные эмоции. В принципе, если с умом подойти к делу, опираясь на них, я многое мог бы сделать даже при своем нынешнем статусе.

Отбросив эту мысль, я тяжело вздохнул и сказал:

– Что ж, господа, пора приступать. Себастина, я сказал: пора приступать!

– Я прекрасно вас расслышала, хозяин, – ответила моя горничная, извлекая из-под плаща два жутких на вид мясницких тесака.

– Прошу проявить понимание и не делать резких телодвижений, глаза уже не те, целиться трудно! – счел уместным я попросить, наводя ствол «Пфальцера-7» на ближайшего ко мне авиака.

Управились мы за неполных три минуты, предатели были частью расстреляны, частью – расчленены. При выходе из этого злополучного особняка моя горничная скинула заляпанный дождевик, оставшись в чистом черном пальто. Разве что обувь слегка измазалась кровью.