– Хотите… хотите… а, нет, простите старика, совсем вас заболтал. Это одиночество на меня так действует, как начну языком молоть – не останавливаюсь. – Я умолк, всем видом показывая стыд и вызывая тем сочувствие.

– Нет-нет, я искренне рада, что беда обошла ваш дом стороной. В нынешнее время это редкая удача для семьи.

– Воистину, милая мадемуазель.

– Так что вы хотели, месье? – спросила она участливо.

– Я… ах, старому дураку пришло в голову, что вам было бы интересно взглянуть на портрет его сына. Ну да простите, это тот еще моветон, совать под нос незнакомым людям портреты своих детей… Вы ведь человек? Нет? Не то чтобы это было для меня важно…

– Я человек, месье, и я с удовольствием бы взглянула на этот портрет.

– Вы меня обманываете, добрая душа!

– Нет же! Теперь я просто требую показать мне этого славного мужчину!

Я еще немного помялся, прежде чем достать карманный портрет, встроенный в медальон.

– Вот, полюбуйтесь. Сейчас ему уж за сорок, но здесь моему сыну всего семнадцать лет. Он, можно сказать, вступает в расцвет сил.

Она приняла портрет и, чем дольше смотрела на него, тем сильнее и быстрее менялся ее эмоциональный фон. Вскоре послышались тихие всхлипы, и тогда я наконец открыл глаза. Напротив меня сидела и плакала Кименрия эл’Дремор в дорогом дорожном платье. Она разглядывала свежий портрет своего сына и не могла сдержать слез, сердце ее рвалось на части от невозможности быть рядом с любимым чадом.

– Кто вы такой? – спросила Ким, подняв свои мокрые глаза.

– Сказал же – счастливый отец прекрасного сына, – ответил я, глядя на нее поверх черных стекол.

На следующей станции мы сошли с поезда. Местность все еще была захолустной, железная дорога шла вдаль, а мы шли гулять по опушке леса в позднюю осеннюю ночь. Я, Кименрия и немного впереди Себастина с фонариком.

– Ты уверен, что это твое настоящее лицо, Бри? – уже не в первый раз ласково спросила она, держа меня под руку.

– Абсолютно, Ким, это совершенно точно мое лицо. И не спрашивай, как я до такого дошел, то было очень выгодное вложение времени.

Она прищурилась, вздохнула и вполне честно сказала:

– Раньше ты был красивее…

– Да уж, помню.

– Но и сейчас ты весьма импозантен.

– Хм, спасибо. А вот ты нисколько не изменилась, как была прекрасна, так и осталась. Хотя естественный оттенок волос шел тебе намного больше каштанового цвета.

– Знаю, – вздохнула она, – но ведь они такие заметные, особенно когда тебя ищет Имперра.

– Имперра тебя не искала, она практически без перерывов вела тебя эти три года.

– Как так? – удивилась Кименрия. – И только сейчас решили схватить?

– Никто не собирается тебя хватать, я здесь в частном порядке.

– Не понимаю.

– Я в отставке и больше не обязан никого хватать, ни за кем охотиться.

Это заявление серьезно повлияло на ее картину мира, и еще долго Ким молчала. В конце концов ноги вывели нас из леса к поросшим травой холмикам, на вершине одного из коих стояла одинокая кованая скамья, а вдали виднелась небольшая деревенька. Возможно, с этого места в ясные ночи за светилами наблюдал какой-нибудь астроном, однако в ту ночь его не оказалось, и скамейка была бессовестно оккупирована нами.

Там, следя за луной, мы просидели, обнявшись и согревая друг друга, довольно долго. Пока наконец задумчивость не оставила мою спутницу.

– Скажи все же, как ты меня нашел?

– Сразу после того, как мы организовали твое освобождение от компании винтеррейкцев, тебя стали вести и на этот раз не давали надолго скрыться.

– Это ты меня освободил?! – поразилась она.

– Ну… я чувствовал себя неудобно за то, что тогда оставил тебя в посольстве… а ты ухитрилась выжить… а потом еще и не сдала меня фон Вультенбирдхе… В общем, я приказал создать искусственную копию одного крайне важного для винтеррейкцев преступника и через раххиримов предложил твоим друзьям обмен. Согласились не думая. Очень уж они его хотели. А вот я бы хотел увидеть их лица, когда вместо беглого предателя они обнаружили в своих руках кучку кровянистой слизи.

Смеялись мы недолго, но искренне.

– Раххиримы сообщили, что ты сбежала, а я поблагодарил их за помощь. Все шло по плану. Твои передвижения во время войны отслеживались, и мне регулярно сообщали, где ты и что ты. Дальше и сама понимаешь.

Она кивнула и еще долгое время молча рассматривала портрет Эзмерока.

– Он такой красивый, такой милый мальчик.

– Согласен.

Кименрия обратила полный нежности взгляд на портрет сына, но постепенно нежность окрасилась цветами печали. Она понимала, что никогда не сможет быть рядом с ним. Она не могла не понимать, к чему идет наша встреча.

– Зачем ты церемонишься со мной? Зачем играешь с добычей? Я ведь знаю, что ты пришел закончить нашу историю.

– Да, Ким, именно так. Но концовка концовке рознь. Раньше я был так зол на тебя, что не жалел времени и придумывал массу различных ужасных способов расправиться с тобой. Но время лечит… или, в моем случае, делает старым и сентиментальным. Да и ты не заслужила тех старых участей. Ты была полезна, пыталась искупить. Не настолько успешно, чтобы я отпустил тебя просто так, разумеется, ведь предательство не может остаться безнаказанным. Однако твоя концовка будет тихой, спокойной и красивой, без боли, без мучений. Ты заслужила.

Возможно, кто-то другой возмутился бы или посчитал такое милосердие незначительным, но Ким знала меня слишком хорошо и понимала, сколь ужасную участь мог подарить этот искушенный в жестокости ум.

– Спасибо, Бри, я всегда знала, что ты меня по-своему любишь.

И мы сидели, все так же обнявшись и следя за путешествием луны по темным небесам. Ночной лес жил звуками, порой весьма пугающими, в деревне то и дело подавали голос домашние животные. Редкая дикая птица пролетала над нами, шурша крыльями о холодный воздух. Ким спросила дрожащим голосом:

– Как… как это будет?

– У меня есть яд, сладкий, нежный и мягкий, совершенно безболезненный. Можешь выпить его так, но я смею надеяться на один прощальный поцелуй. Если тебя не смутит этот сморщенный старикашка, разумеется…

– Пусть будет поцелуй, – согласилась она быстро и даже, как я с удивлением понял, радостно. – Ты такой романтик в душе, хотя никогда этого не признаешь. Нет смысла дольше ждать, я слишком устала бегать от тебя и слишком сильно хочу этого поцелуя.

Я достал из внутреннего кармана крошечный пузырек синего стекла.

– Скажи только напоследок, ты и дальше будешь заботиться о нашем сыне?

– Не беспокойся, я обеспечу безопасное будущее мальчика, он не будет нуждаться ни в чем…