Петр тотчас оценил этот выгодный для русских разрыв шведского строя и, подавив свой гнев, приказал светлейшему:

— Бери пять полков драгун и гони левое крыло шведов к Яковицкому лесу. Я сейчас тебе в подмогу пришлю гренадер Ренцеля! Боуру же вели немедля отходить к остальным драгунам на правое крыло ретраншемента! — И, завернув коня, Петр галопом помчался к пехоте.

* * *

Как это ни странно, но и в шведском штабе тоже не могли понять; почему отделились от, основных сил колонны Рооса и Шлиппенбаха. Король посылал адъютанта за адъютантом, дабы вернуть заблудших. Но отставшие колонны не заблудились в пороховом дыму. В шведской армии под Полтавой случилось наихудшее в бою несчастье: у нее оказалось сразу два командующих. Хотя Карл XII объявил, что командовать в баталии будет Реншильд, но так как сам он не остался в лагере, а последовал за войсками, то генералы и высшие офицеры по-прежнему обращались к королю как к своему настоящему командующему. Тем более что король отдавал приказы и распоряжения, словно не было Рейнгольда. Но ведь и Рейнгольд отдавал свои команды. Ничего, кроме беспорядка и сумятицы, это создать не могло.

Чтобы быть подале от королевской качалки, где сгрудился весь штаб, фельдмаршал ускакал на дальний фланг, где гренадеры Рооса штурмовали поперечные редуты. В пылу сражения ни Роос, ни Рейнгольд не разобрались, что первые два редута гренадеры Рооса успешно взяли лишь потому, что русские не успели их достроить. А теперь старый генерал упрямо штурмовал третий редут, где засели гренадеры Чирикова.

— Прикройте мой фланг рейтарами, и я возьму этот чертов редут! — пообещал он Рейнгольду. И тот своей властью послал на поддержку Рооса конницу Шлиппенбаха.

Так и случилось, что в то самое время, когда шведская армия, выполняя королевский маневр, уклонялась влево, эти две колонны шведов уклонились вправо, все еще штурмуя редуты.

У русских же, когда пять драгунских полков Меншикова и бригада Ренцеля устремились на колонны Рооса и Шлиппенбаха, Боур по приказу Петра стал отрываться от шведов и отводить остальную кавалерию на первый фланг главной позиции. Драгуны отходили на полном аллюре, и густая пыль, поднятая десятью тысячами лошадей, широким шлейфом поднялась к утреннему солнцу.

Командующий рейтарами генерал Крейц, как и рассчитывал Петр, принял отход Боура за бегство и устремился в погоню. Шведы мчались за русскими, поломав строй, и второе пыльное облако смешалось с первым. Русский ретраншемент весь скрылся в пыльной завесе. Под прикрытием этой завесы Левенгаупт, взяв пять пехотных полков, рассчитывал внезапной атакой вломиться в русский лагерь. Ему удалось подойти вплотную, на сто метров к ретраншементу, но здесь с валов по шведской пехоте ударили картечью тяжелые русские пушки.

Ежели Карл был лихой кавалерийский генерал-рубака и кавалерия стояла в его армии на первом месте, то Петр, равно относясь ко всем видам войск, все же имел особую ревность к артиллерии. И не потому даже, что воинскую службу он начал простым бомбардиром под Азовом, но в силу природной любви к огненным потехам. Огонь и вода! — вот две стихии Петра Великого.

Так или иначе, при нем бомбардирское искусство достигло самого высокого градуса, и русские пушки были куда звонче шведских; При Петре, помимо тяжелой осадной, выделилась тяжелая полевая артиллерия, а каждый полк заимел батарею полковых пушек, и даже у драгун появилась своя конная артиллерия.

И под Полтавой по взмаху шпаги петровского генерал-фельдцейхмейстера Брюса сто пушек в упор расстреляли картечью плотную колонну шведской пехоты.

Солдаты Левенгаупта, не выдержав картечи, сломали строй, рассыпались и побежали к Будищенскому лесу. Русская картечь задела и шведских рейтар, и те остановили свою погоню и тоже отошли к Будищенскому лесу, где был уже и король со всем своим штабом.

— Молодец, Яков Виллемович, добрая работа! — Петр на английский манер дружески пожал руку Брюса. Расцеловать не решился, все-таки Брюс потомок шотландских королей, еще обидится невзначай! Затем повернулся к Шереметеву и приказал: — Выводи, Борис Петрович, пехоту из лагеря — самое время строить войска, для генерального сражения.

Ежели следить за действиями Петра в великой Полтавской битве, то поражаешься прежде всего его умению выбрать нужный момент. В удачный срок были выстроены редуты, вовремя полки Меншикова устремились на отставшие шведские колонны, в спокойный час, когда битва как бы затихла, пока шведы перестраивались на лесной опушке, была введена из лагеря пехота и встала в строй. И за всем этим стояла воля Петра.

* * *

Под Полтавой свой звездный час был и у Меншикова. Он сам повел в атаку пять тысяч драгун, которые сразу смяли остатки конницы Шлиппенбаха и врубились в пехоту Рооса. Под Меншиковым убили третью лошадь, прострелили рубаху, во он, не останавливаясь, гнал и гнал шведов до Яковицкого леса. Роос не уступал своему противнику в ярости. Старый генерал сделал, казалось, невозможное: остановил и собрал своих бегущих гренадер на лесной опушке и встретил русских драгун таким жестоким огнем, что те вынуждены были остановиться.

— Скачи к Ренцелю, поторопи пехоту! — приказал Меншиков Петухову. Но Ренцель уже и сам был на подходе.

Пять батальонов русских гренадер молча бросились в штыки. И началась яростная резня в Яковицком лесу. Встретились отборные части: шведские и русские гренадеры. Ренцель сам бился в первом ряду. Мстили шведским мясникам-гренадерам, переколовшим когда-то штыками русских пленных под Фрауштадтом. И шведы дрогнули под натиском свежего русского войска и ударились в бегство. Только в шведском редуте под Полтавой Роос собрал кучку солдат и еще на какой-то миг задержал русских.

Эта задержка и спасла Мазепу. Увидев русских гренадер, выступающих из леса и выходящий им на подмогу полтавский гарнизон, старый гетман не раздумывал ни минуты. Куда девались его тяжкие хвори? Как молодой, он вскочил на коня и со своим конвоем, опережая всех беглецов, помчался к Переволочне, не забыв захватить припасенные заранее переметные сумы с немалой казной.

В отличие от Мазепы, граф Пипер до последней минуты не верил в сдачу шведского лагеря. Ведь здесь помимо двух батальонов шведской пехоты стояло восемь тысяч запорожцев и мазепинцев, хвастливо заверявших короля, что кто-кто, а они-то хорошо знают, як бить тех клятых москалей. Но, заслышав выстрелы в Яковицком лесу, вся эта толпа бросилась бежать в степи, где им ведомы были все тропы и потаенные родники. Запорожцы и не подумали умирать за Мазеру и шведского короля. Впереди всех мчался кошевой атаман Гордиенко, летел продавать свою саблю и казацкую честь новому хозяину — турецкому султану.

Пипер, Цедергельм и Клинкострем не могли бежать, пока не уничтожат секретную документацию. С трудом они разожгли костер. И вот запылала дипломатическая почта, тайная переписка, списки шведских шпигунов и агентов.

Меж тем пальба у редута стихла: раненый Роос, окруженный со всех сторон русскими, сдался с тремя сотнями солдат — все, что осталось от его колонны.

— Граф, они нас всех перебьют! — воскликнул перепуганный Цедергельм, показывая на ворвавшихся в лагерь разъяренных большими потерями русских гренадер.