До пригорка, на котором стоял Борис Петрович со всем штабом, стали долетать звуки флейт и гобоев — музыканты шли впереди всех шведских полков. А затем ударили барабаны, и под их тревожную дробь шведские гренадеры взяли ружья наперевес, а рейтары выхватили палаши из ножен.

Глядя на приближающуюся лавину шведских штыков, Борис Петрович с опаской обозрел ряды своего войска: не побежал ли кто?

Кому-кому, а фельдмаршалу хорошо было ведомо, что в русской армии каждый второй солдат — недавний рекрут. И не побегут ли они перед ветеранами Карла XII, которые за 9 лет войны били не только русских, но и датчан, и саксонцев, и поляков, невзирая на их число. Но нет, полки стояли твердо!

И в этот миг по сигналу Брюса ударили с валов ретраншемента тяжелые полевые пушки. Их поддержали полковые батареи, стоявшие за второй линией русской пехоты, С пригорка и Петру и фельдмаршалу хорошо было видно, как тяжелые ядра прорубали целые просеки в шведских рядах. Но шведы быстро смыкали ряды, выравнивали линию и упрямо шли в атаку под мерную дробь полковых барабанов. Казалось, ничто не может остановить надвигающийся вал шведской пехоты. Пушки Брюса били уже картечью, но шведы прошли и сквозь картечь. И в этот миг коротко и тревожно протрубили кавалерийские горны, и в атаку на всем аллюре помчались на флангах железные рейтары.

«Сомнут, ох сомнут наших!» — это чувство было не у одного Бориса Петровича, но и у командующего центром Аникиты Ивановича. Репнина, помнящего еще головчинскую конфузию, и у такого опытного вояки, как генерал Алларт, не сдержавшего своего восторга и бросившего своему адъютанту: «Как идут шведы, как идут!»

Действительно, шведская армия действовала как хорошо выверенный часовой механизм, заведенный крепкой пружиной, и ничто, казалось, не в силах было ее остановить.

Но вот на ходу раздался залп шведской пехоты, другой, третий, четвертый. Русские полки устояли и встретили шведов дружным ответным огнем. А с флангов навстречу рейтарам полетели рубиться драгуны Боура и подоспевшего из-под Полтавы Меншикова. Все поле окуталось пылью и пороховым дымом. Шведская пехота остановилась и отвечала залпом на залп. До штаба Шереметева долетали теперь стоны раненых, проклятия дерущихся, ржание обезумевших в толчее и сече тысяч коней. Густой дым прорезали молнии пушечных выстрелов.

— Командуй здесь, Борис Петрович! Я скачу к войскам! — Петр, как когда-то Дмитрий Донской на Куликовом поле, сам помчался в бой.

Очевидцы впоследствии скажут про Полтавскую битву: Шереметев и Репнин были в центре, Боур на правом фланге, Меншиков на левом. Петр был всюду. Он промчался меж первой и второй линии пехоты, ободряя солдат, уже добрый час ведущих огневой бой со шведскими гренадерами. Русская пехота отвечала залпом на залп, но стояла твердо. А русская картечь производила свои страшные опустошения в шведских рядах. Особенно сильный картечный огонь был на позиции, где стояла петровская гвардия: преображенцы и семеновцы недаром имели бомбардирскую роту. Наступавший супротив гвардии Кальмарский полк был перебит почти полностью. Такая же участь постигла и Упландский полк. Сюда, в самое пекло артиллерийского огня, король Карл и приказал нести свои носилки, чтобы воодушевить еще уцелевших солдат. Драбанты подняли королевские носилки и двинулись в адское пекло.

— Шведы, помните Нарву! — кричал король сквозь пороховой дым. В эту минуту синее пороховое облако прорезали молнии — с вала по сигналу Брюса ударили 32 тяжелых полевых орудия. Русское ядро смело кучку драбантов, носилки с королем упали. Правда, король тут же был поднят уцелевшими телохранителями и усажен на лошадь, любезно предоставленную послом короля Станислава Понятовским.

Но среди солдат, видевших, как упали носилки, мгновенно пролетел слух, что король убит. За кого же теперь сражаться? Ведь солдаты Карла XII, давно оторванные от своей родины, сражались, в сущности, не за Швецию, а за своего короля. Оттого солдаты тех полков, которые видели падение королевских носилок, первыми бежали с поля битвы. Завидев бегство Кальмарского и Упландского полков, Петр понял — швед дрогнул! Он снова примчался к Шереметеву и приказал немедля дать сигнал начать контратаку. И вот вся русская армия под барабанный бой и с распущенными знаменами двинулась навстречу расстроенной линии шведов. Холодно блистала щетина русских трехгранных штыков, выдержавших свое первое испытание в славный час Полтавы.

А Петр уже мчался к новгородцам, уловив чутьем подлинного полководца, что там будет сейчас решающая схватка.

* * *

Ударом против переодетых в мужицкие сермяги новгородцев руководил сам Реншильд. Именно здесь шведский фельдмаршал сдвоил шведскую линию, поставив в затылок к ниландцам королевскую гвардию.

— Атакуйте эти сермяги, граф, и вы увидите — они разбегутся как зайцы! — напутствовал Реншильд графа Торнстона, командира ниландцев.

Их атаку фельдмаршал поддержал огнем своей единственной батареи. Шведские артиллеристы быстро и дружно сняли орудия с передков, развернули, навели, и четыре шведские пушки плюнули картечью по первому батальону новгородцев. Десятки солдат упали на выжженную землю осенними опавшими листьями. Под прикрытием пушек ниландцы бросились в атаку как одержимые и дорвались до рукопашной. Но встретили их не зеленые рекруты, а старые знакомцы по Фрауштадту и Ильменау. Ниландцы не выдержали встречи с русским трехгранным штыком и откатились.

— В чем дело, граф? Отчего вы не могли опрокинуть это сиволапое мужичье? — подскакал к Торнстону разгневанный Реншильд.

Граф был сбит с коня, при падении получил контузию, но все же ответил связно:

— Это не новобранцы, фельдмаршал. Иных я узнал в лицо: они дрались со мною еще в горящем Рэнсдорфе! — Граф и в самом деле узнал полкового адъютанта новгородцев Петьку Удальцова, налетевшего сбоку и выбившего его из седла. Тот яростный взгляд граф Торнстон тотчас вспомнил — ведь он, спасаясь от этого русского медведя в Рэнсдорфе, прыгнул тогда в сточную канаву.

— Отодвиньте ваших ниландцев, граф! — прошипел Реншильд и приказал второй линии: — Гвардия, вперед!

Шведская батарея подкрепила приказ фельдмаршала тремя залпами. А на остатки первого батальона новгородцев двинулся самый блестящий трехбатальонный полк шведской армии — гвардия. Смыкая ряды, гвардейцы прошли сквозь картечи русской полевой и полковой артиллерии и, подойдя на дистанцию, произвели шестикратный залп. Русские слабо отвечали. Первый батальон новгородцев попятился, и шведская гвардия вломилась в русскую линию.

И в этот миг к полковому знамени новгородцев, которое стояло перед их второй линией, подскакал Петр. Он кинулся в самую гущу баталии, понимая, что ежели прорвут и вторую линию, то весь ход сражения может перемениться.

Великие полководцы умеют выбирать решительное место и решительный час в битве. Нашел и это место, и свой час под Полтавой и Петр, когда приказал поднять полковое знамя и повел в штыки второй батальон новгородцев. Рядом с ним скакали полковник Бартенев и Удальцов, а знамя держал в крепких руках Васька Увалень.