«Ну… самое известное – это, вероятно, сеть “Koryolink”. Ваши мобильные телефоны. В нее вложилась египетская компания “Orascom”. Она выкупила 75 % акций вашего оператора и стала собственником совместно с правительством. Конечно, “Koryolink” стала очень успешной. У тебя и у всех, кого ты знаешь, теперь есть мобильные телефоны, и вы пользуетесь ими – так? А теперь попытайся угадать, что произошло с “Orascom”? Внезапно оказалось, что они не могут вывезти прибыль из страны. Деньги, конечно, были тут, в корейском банке. Постепенно правительство захватило полный контроль над бизнесом. “Orascom” пришлось убраться из вашей страны с пустыми руками».

«Еще раз, как называется эта компания из Египта?»

«Orascom», – говорю я.

Мысленно она делает какую-то заметку. Совершенно ясно, что Мин никогда не слышала об этой истории. Конечно, она и не пытается извиняться за это. Что она может сказать? Что это правительство, а не частные лица, как она сама или товарищ Ким? Она просто не может такое сказать. Потому что официально любой бизнес в этой стране – это государственный бизнес.

«Что насчет обсуждения финансовых деталей? – спрашиваю я у Мин, продолжая свою игру. – Насколько безопасно обсуждать их по имейлу?»

«Что ты имеешь в виду?»

«Я имею в виду следующее: допустим, партнеры выдвигают конкретное предложение. Они хотят обсудить цены. Возможно ли в письме упоминать конкретные цифры?»

«Лучше этого не делать».

«Понятно».

На самом деле не понятно. Точнее, и понятно, и не понятно одновременно. Во времена новой эры тут процветает двойная бухгалтерия: есть официальные бухгалтерские книги или что-то, что их заменяет в государственных компаниях, а есть и неофициальная бухгалтерия, которая отражает реальное положение дел, распределение прибыли между всеми вовлеченными лицами.

«Мин, – говорю я, – почему бы тебе не попытаться делать бизнес с китайцами? Китайские бизнесмены заполонили собой Пхеньян. С ними очень легко войти в контакт».

«Я не понимаю их менталитет, – отвечает она. – Ну, знаешь, я мыслю в большей степени в западных традициях. Возможно, потому, что я выросла на Кубе».

Это бесполезно. Чем больше я стараюсь объяснить Мин, какие потенциальные препятствия существуют в КНДР для западных инвесторов, тем лучше понимаю: всё, что я описываю сейчас, по своей сути является коррупционной системой. Конечно, в этом нет вины Мин. Эта система коррумпирована в равной степени и некомпетентным тоталитарным правительством; и санкционным режимом во главе с США, который, по сути дела, криминализирует любые попытки внешнеэкономической деятельности, хотя в любой другой стране мира это просто ежедневная рутина; и неолиберальной мировой экономикой, в которой возможности стран неравны, но к которой Северная Корея вынуждена стремиться, не имея альтернативы. На коррумпированность системы Мин либо пытается закрывать глаза, либо она наивно полагает, что в этом нет ничего плохого, и совершенно не понимает, что не так с той бизнес-средой, в которую она пытается меня затащить. А потом, когда наш разговор подходит к своему неубедительному концу, я понимаю вот еще что: осознает Мин или нет, но эта система – всё, что у нее в действительности есть.

* * *

С водопадом Курён, как и многими местами в районе гор Кымгансан, связано много легенд. Его название – «Курён» – означает «Девять драконов». Предание гласит, что эти существа когда-то жили здесь, в глубине озера у подножия водопада. Они – древние защитники гор Кымгансан, всех их красот и, вероятно, что более ценно, их богатств.

В наше время появился новый дракон, вставший на защиту богатств гор Кымгансан. Пока я беседовал с Мин, парни добрались до вершины горы, о чем позднее рассказал мне Александр. Он стоял на вершине рядом с товарищем Кимом, осматривая один из самых красивых корейских пейзажей. «Это просто захватывающе, да?» – воскликнул Александр.

«Да, – ответил товарищ Ким. – Действительно, очень впечатляет. Но что ты знаешь о горах Кымгансан? Ты в курсе, что находится внутри гор?»

Александр замялся на секунду: «Алмазы, да? Их же не зря называют “Алмазные горы”».

«Нет, – покачал головой товарищ Ким. – Не алмазы. ЗОЛОТО. Гора, на которой мы стоим, полна золота».

«Хмм, понятно, – сказал Александр. – Но тогда… почему его не добывают?»

Товарищ Ким пожал плечами: «Перед смертью Ким Ир Сен заявил, что это не наши богатства. Их нужно сохранить для будущих поколений».

Александр кивнул. Они больше ни о чем не говорили. Но Александр не мог не заметить, что, кроме несколько небрежного тона, в этой фразе товарища Кима было кое-что очень примечательное. Когда любой северокореец на любом языке упоминает имя одного из лидеров своей страны, то обязательно этому имени должен предшествовать один из соответствующих почетных титулов: Великий Вождь Ким Ир Сен, Полководец Ким Чен Ир, Маршал Ким Чен Ын. Александру было очевидно, что товарищ Ким этим правилом пренебрег намеренно.

Мы отдыхаем от нашего похода на пляже. Тут нет никаких мест «только для иностранцев», поэтому мы можем свободно смешаться с местными. Похоже, пляж тоже был спланирован таким образом, чтобы производить впечатление: белый песок и безмятежные воды. Все в прекрасном настроении, особенно наши корейские хозяева, которые резвятся как дети. Товарищ Ким взял где-то напрокат большой надувной матрас, и мы дурачимся, по очереди сталкивая друг друга в воду. Привлеченный нашими воплями, всплесками воды и истерическим смехом, мужчина в возрасте присоединяется к нам, хлопая в ладоши. Он не в состоянии сопротивляться желанию побрататься с единственными иностранцами на пляже. Какие-то военные приглашают нас поиграть в «водный футбол». Их версия этой игры несколько более жестокая, поэтому через какое-то время я чувствую себя ужасно из-за того, что принимаю в этом участие. У каждой из двух команд «воротами», в которые надо забить мяч, является женщина. В нашей команде такими «воротами» становится Мин, так как других вариантов у нас нет. Во время игры участники стоят примерно по пояс в воде. Если мяч попадает в женщину, которая играет роль «ворот», то считается, что нападающая команда забила гол. Мы безнадежно проигрываем и не способны защитить Мин от свирепых атак наших противников: она получает несколько болезненных ударов. Игра заканчивается, когда мяч прилетает ей прямо в нос и она начинает плакать. Военные празднуют свою победу, товарищ Ким подплывает к Мин, чтобы утешить своего товарища.

Выбравшись на берег, мы будто пересекли демаркационную линию. Если в воде все хотели с нами побрататься, то на берегу местные держат дистанцию. Вот появляется тот мужчина в возрасте, который так хотел стать участником наших игр всего несколько минут назад. Я приветствую его на своем элементарном корейском и машу рукой. Он опускает голову вниз и быстро проскальзывает мимо, как будто никогда прежде нас не видел.

* * *

Мнения жителей Южной Кореи расходятся, когда речь заходит о сравнении плюсов и минусов политики «Солнечного тепла». Некоторые, включая многих беженцев с Севера, с момента прибытия на Юг тяготеющих к правым взглядам, рассматривают ее как инструмент самовозвеличивания для южнокорейских политиков, которым следовало бы как минимум потребовать от Ким Чен Ира улучшения дел с правами человека, перед тем как предоставдять поддерживающую режим помощь продовольствием и финансами. Другие говорят, что Промышленный комплекс Кэсон – циничное использование южнокорейскими корпорациями дешевой северокорейской рабочей силы – микроскопическая модель той эксплуатации, которая будет происходить в масштабе всей Кореи, если ее объединение все-таки произойдет.