и своевольничал. Говорить в полете не представлялось возможным, если только на ухо кричать, тем более я в летном шлемофоне сидел и в полете успевал прослушивать эфир. Причем уже через десять минут после взлета понял: нас искали так, что лучше бы мы остались пережидать на земле. Узнав о побеге сына Сталина, подняли тревогу везде. Но не это главное, чем дальше мы летели, тем чаще стали запрашивать, что это за самолет пролетел недалеко от них. Для экономии времени и топлива я летел по прямой, так что засекли нас, еще как засекли. Тут же стали искать возможность перехватить этот самолет, то есть нас, сообразив, кого могут вывозить. Пришлось уходить с курса и совершать облет польских населенных пунктов, да сесть на дозаправку. Авиационного топлива больше не осталось, канистра с моторным маслом, да и то ополовиненная, я купил пять канистр с авиационным танковым, залил, будь что будет, и мы полетели дальше.

Никаких изменений или падения мощности так и не заметил, может, немецкий пилот, что меня пилотировать учил, мне солгал, что он не годится для их техники? Надо у настоящих летчиков или лучше авиационных техников узнать, может, подскажут что. До рассвета оставалось часа полтора, когда мы все же перелетели Буг, старую границу СССР, где-то в районе Белостока, вон, куда нас увело маневрирование, чтобы уйти от поисковых групп. Обоих пассажиров я уже предупредил, так что они тревожно всматривались в ночное небо, выискивали опасность. Пару раз сообщали, что видят в небе самолеты, карта подтвердила, что не ошиблись, и мы в сторону уходили. Я пытался лететь на максимальной скорости, но из патрубков начало вырываться пламя, что нас сильно демаскировало, так что пришлось вернуться к крейсерской скорости в сто пятьдесят километров в час. Даже скорее сто сорок. К тому же пару раз приходилось подниматься на пятьсот метров, а где и на тысячу. Причина банальна – встречный ветер, я искал и находил попутный, который даже помогал нам.

Перебравшись через Буг, я летел дальше, делая зигзаги, поглядывая на тактическую карту. Не мелькнут ли где зеленые огоньки. Мне нужно, чтобы они были в большом количестве, чтобы подтвердить, что это партизанский отряд, которых тут должно быть уже порядочно. До рассвета час, топлива после всех маневров на сотню километров, так что должен успеть найти. И действительно нашел. Нет, было немало зеленых маркеров внизу, но в малом количестве, а мне нужно, чтобы не населенный пункт был, а в лесу стоянка, и не меньше пятидесяти человек, а лучше больше. Вот и нашел явно лесной партизанский лагерь, где горело три сотни зеленых точек, и что важно, там была одна красная. Как интересно. Приметив в километре от лагеря неплохую полянку, сделал вокруг нее несколько кругов, генерал выстрелил через форточку осветительной ракетой вниз, и, пока та скакала по траве, я определил, что сесть можно, поляна небольшая, сто на сто метров, овальной формы, не затоплена, и совершил посадку. Слегка потрясло, но сел, в конце похрустев кустарником, в который мы, теряя скорость, въехали. Что я отметил, в нашу сторону выдвинулись три десятка зеленых точек, явно на шум. После посадки мы покинули самолет, и я сообщил своим пассажирам, быстро скидывая форму офицера СС и надевая советскую командирскую форму без знаков различия:

– Значит так. В той стороне лагерь крупного партизанского отряда. В нашу сторону уже выдвинулось до взвода партизан, скоро они будут здесь. Надеюсь, у них есть радиостанция, и они вызовут за вами самолет. Мне, как вы понимаете, после расстрельного приговора и того, что я отомстил, перестреляв судей, соваться на советскую территорию нет никакой возможности. Да и не рискну я, сразу шлепнут. И еще, вы знаете, я волхв, пусть и недоученный. Так вот, я врага чувствую. Пролетая над лагерем партизан, я учуял там врага, это, может, и не немец был, а наш предатель. Он там один. Поинтересуйтесь у партизан, нет ли у них пленных немцев, и если нет, то точно засланный казачок. А он может сообщить немцам и вас тут блокируют. Причину, я надеюсь, вы понимаете. Так что будьте осторожнее… Вот и партизаны. Надо опознаться, а то обстреляют еще. Эй, славяне, свои!

Крикнув, я замер, они сосредоточивались на опушке и вполне видели наши силуэты. Чтобы подсветить, я купил фонарик, включил его и осветил своих пассажиров, чтобы их рассмотрели. Генерал сориентировался и скомандовал:

– Старший, ко мне.

– Товарищ капитан, это вы? – с некоторой неуверенностью поинтересовался один из партизан из кустов.

Когда я освещал пассажиров, то случайно и себя осветил, отключая фонарик, не сразу пипку нашел, видимо какой-то знакомец опознал, так что откликнулся я сразу. Все же в сорок первом я тут изрядно поработал, знакомцев должно немало остаться.

– Бывший капитан, боец, бывший. Под военно-полевой суд попал. А теперь приговоренный к расстрелу. Ты кем будешь?

– Товарищ капитан, вы нас из Брестской крепости вывели на танках. Деблокировали. Помогли с оружием и боеприпасами.

– Да вас там больше сотни было, да раненых сколько, разве всех упомнишь?

– Я в немецком мундире был, вы нас с Фроловым, бойцом из автороты, первыми встретили.

– А, ты из конвойного батальона НКВД вроде?

– Да, товарищ капитан. Боец Николаев.

– Давай выходи, мне улетать нужно, передам вам моих пассажиров.

Партизаны вышли, я со знакомцами обнялся. Тут трое было из крепости, кроме Николаева, вот мы как старые знакомые и обнялись. Всего в отряде почти четыре десятка бойцов из крепости осталось, остальные по другим отрядам разошлись. Радовались они искренне встрече, я видел. После этого Николаев с командиром подразделения отошли со мной, вот я их и посвятил в курс дела, мол, командиры освобождены из немецкого плена, их срочно нужно отправить на Большую землю. То, что старший лейтенант – сын Сталина, тоже сообщил, чтобы вникли в серьезность ситуации. Радиостанция, к счастью у них была, так что вызовут самолет следующей ночью. А я собирался лететь, чтобы отвлечь немцев и увести поиски подальше. Ну и сообщил, что чую врага, и у них в лагере такой есть. Те удивились, сказав, что там только свои, и старший этого взвода, бывший капитан РККА, попросил указать кто, иначе все может рухнуть. Так что я купил канистры с бензином, показал партизанам, как заправить самолет, они его выкатили из кустарника, развернув, и мы побежали в лагерь. Там все проснулись, я же уверенно шел вперед и ткнул пальцем в девушку лет восемнадцати на вид, сообщив:

– Она.

Та сразу бросилась бежать, но была