…спустя полгода Сверр увидит, как мисс Элшби, вспылив, отвесит Кэри пощечину.

– Тебе не следовало молчать о таком, – скажет Сверр.

– Я говорила…

– Кому?

– Папе.

– А он? – Сверр нахмурится.

– А он сказал, что я сама виновата.

– Неправда. – Сверр погладит след от пощечины и, наклонившись, поцелует Кэри. – Ты ни в чем не виновата. И не молчи в следующий раз, ладно?

Кому жаловаться? И он ответит на незаданный вопрос:

– Мне. Я никому не позволю обижать тебя.

– И что ты сделаешь?

Сверр старше, но не настолько, чтобы к нему прислушивались. И оба это знают.

– Убью. – Он улыбнется широко и радостно. А Кэри фыркнет, не поверив. Вот только на следующее после разговора утро мисс Элшби найдут у подножия лестницы. Она так и не выпустит из рук очередной сентиментальный роман…

…кажется, в тот день тоже снег шел.

Кэри, поддавшись искушению, отодвинула засов. Окно распахнулось беззвучно, и холодный ветер качнул тяжелые гардины, сыпанул в лицо колючей крупой. Закружились снежинки в белом свете газовых рожков.

Кэри ловила их и, поймав, собирала губами с ладоней, уже не снег – воду…

– Смотри, чтобы не продуло…

Она замерла.

И обернулась.

Как не заметила, что он вошел?

– Я ненадолго. – Брокк как-то вдруг смутился и отступил к двери.

– Здравствуй…

У нее было столько слов, и все вдруг куда-то исчезли.

– Здравствуй, – его ответ эхом произнесенного слова.

– Ты… вы надолго?

Надо сделать что-то… подойти и обнять.

Или просто взять за руку, убеждаясь, что это не сон. А если и сон, то пусть продлится подольше. Кэри ведь может разнообразия ради видеть приятные сны?

– Нет. Меня ждут там… за Перевалом.

От него тянет анисом и ветивером. Странная смесь, дымно-земляная, глубокая, горько-сладкая и вместе с тем легкая.

– Я… – Брокк все же решился войти. – Подумал, что ты не будешь против…

– Не буду…

На нем старая кожанка бистрового оттенка с крупными квадратными пуговицами, верхнюю из которых расколола трещина.

– Садитесь, – она вдруг спохватывается, – я прикажу подать ужин, вы, наверное…

Брокк прижимает палец к ее губам.

– Я на несколько минут всего.

– Но…

Какие у него холодные руки. И кожа потемнела, обветрилась.

– В горах все немного иначе. – Он отпускает Кэри и закрывает окно. А потом наклоняется и нежно, осторожно как-то, словно до последнего сомневаясь, целует в макушку. – С днем рождения.

На его ладони свернулась серебряная цепочка.

– Прости, но не успел купить настоящего подарка, и вот…

Не серебро – сталь. Тончайшие звенья паутинкой, и хитрый узор, переползающий со звена на звено.

– Спасибо… это… замечательно.

Медальон? И часы. Механическое сердце. Полупрозрачный корпус, сквозь который видны крохотные шестеренки, пружинки и искры питающих кристаллов. Створки-раковины медальона сжаты плотно, и Кэри скорее угадывает, что внутри – пустота.

– Тут цифровой замок… – Брокк следит за ней внимательно, настороженно. – Я подумал, что… в общем, не так и важно, наверное…

– Важно.

Кэри не решается прикоснуться к подарку.

И к его ладони.

Она уже согрелась. И пальцы Кэри задержались на ней чуть дольше дозволенного. Всего лишь мгновение, но… Брокк заметил.

– Вы выглядите чудесно…

…платье из альмандиновой парчи было куплено в модном доме Ворта. Шилось оно не для Кэри, но сидело хорошо.

– Спасибо…

– И надеюсь, вы не ограничились одним платьем?

– О нет, что вы… – Цепочка обвила запястье Кэри. А медальон сохранил мягкий аромат ветивера. – Я опасаюсь, что ввела вас в некоторое разорение…

Не те слова.

Но других нет. И страшно отвести взгляд, обрывая нить этого разговора о пустяках.

– Думаю, я переживу и это… замок тугой? Помочь?

– Да, пожалуйста.

Кэри справилась бы и сама, но ей хочется, чтобы он помог. И Брокк забирает цепочку, пытается подцепить тоненький рычажок замочка, однако у него не выходит.

– Перчатки мешают…

Не следовало упоминать о них, поскольку Брокк мрачнеет и в раздражении стягивает обе, швыряет на кресло.

– Вы хорошо провели время?

…почти.

Ей не хватало Брокка. И Кэри согласилась бы даже на те нелепые завтраки, что проходили в напряженном молчании. Она бы тихонько сидела и глядела на него, на то, как он хмурится или, задумавшись о своем, начинает что-то чертить ножом по скатерти, оставляя на ней пятна… или листает газету, шелестит страницами.

– Да, спасибо.

Замочек поддается, и Брокк просит:

– Повернись.

И Кэри поворачивается, приподнимает волосы.

– Руки холодные. – Он медлит.

– И вовсе нет.

– Спорите?

– Да.

Ей бы хотелось рассказать ему о мастерской Ворта, об ожидании, затянувшемся едва ли не на час, о Грай, чей щебет изрядно утомил, и ее сонной тете. О самом мастере, человечке невысоком и полном, пожалуй, чрезмерно суетливом. Он говорил вдохновенно и много, при том поднимаясь на цыпочки, взмахивал руками, и, повинуясь жестам его, перед Кэри раскатывали рулоны тканей, кружев, лент, насыпали горы из пуговиц и перьев, раскрывали альбомы с эскизами, пока она совершенно не потерялась во всем этом великолепии…

– Нельзя спорить с мужем. – Брокк надел цепочку, и Кэри накрыла медальон ладонью, придерживая.

О да, она рассказала бы и про приглашение на чай.

И собственное согласие.

Визит к мисс Грай и знакомство с ее кузинами, которых Грай называла скучными, а они полагали ее зазнайкой.

– Почему нельзя?

Его пальцы задержались на ее шее.

С замочком не получается сладить?

Упрямый он.

– Потому что. – Шепот щекочет ухо. И замок вновь поддается, позволяя Брокку отступить. А Кэри со вздохом смиряется.

О да, она бы рассказала и о возвращении… и о том, как она бродила по дому, пытаясь успокоиться, позабыть об услышанном.

…сплетни.

…и имя, которое засело в сердце занозой, хотя непонятно, с чего бы. Ведь Брокк лишь друг, и… наверное, ей просто горько оттого, что друга этого несправедливо обвиняют. Преследовать? Докучать? Быть может, Кэри не слишком хорошо изучила своего мужа, но он не похож на того, кто станет навязываться.