Когда их, залёгших в окопах и изготовившихся к стрельбе, и шедших по дороге разделяло уже шагов двадцать– двадцать пять, Воронцов поднял автомат и крикнул:

– Стой! Кто идёт?!

Движение на дороге сразу прекратилось и наступила тишина. В висках застучало с такой упругой силой, что казалось, удары крови перекрывают все внешние звуки. В это время справа, где темнели брустверы окопов Зота и Васяки, грохнул, глубоко расколов ночную тишину, одиночный винтовочный выстрел и тут же мягко клацнул затвор: стрелок дослал в патронник новый патрон.

– Не стрелять! – крикнул Воронцов и выругался.

– Свои! Свои! – закричали наперебой на дороге сразу несколько голосов. – Братцы, не стреляйте!

– Кто? – закричал Воронцов, придерживая на плече откидной приклад автомата, чтобы в любой момент послать туда, где залегли шедшие по дороге и откуда слышались теперь испуганные крики, очередь. – Кто вы такие? Назовите номер части и имена командиров! Быстро! Иначе приказываю открыть огонь!

С дороги снова ответили испуганными, заполошными голосами:

– Только, ради бога, не стреляйте! Мы – свои!

– Я из седьмой роты! – закричал один.

– Мой командир убит! Рюмин его фамилия! – выкрикнул другой.

Нет, немцы вели бы себя спокойней и отвечали бы точно, как тот, в сосняке. И Воронцов снова выкрикнул:

– Всем встать! Оружие положить на землю и отойти на пять шагов! Старший группы – ко мне, остальные – на месте! Донцов, держи их на мушке. При первой же опасности – длинной очередью!

От темневшей впереди группы отделилась одна фигура и двинулась навстречу. Не опуская автомата, Воронцов выбрался из окопа. Но далеко отходить от него поостерёгся и опустился на корточки здесь же, возле бруствера. Он отчётливо, как днём, видел рельеф прицельной планки и совмещённое с ним кольцо намушника, в котором двигалась, с каждым мгновением наплывая всё ближе и ближе, фигура в каске с поднятыми вверх руками. «Если у него есть оружие и если пальнёт, – думал Воронцов о своей участи, – то, может, в темноте всё же не попадёт, а я его точно срежу».

– Только не стреляйте, братцы! Сейчас разберёмся! – дрожащим голосом выкрикивал шедший навстречу. – Трое суток блукали! Всех командиров растеряли!

Воронцов привстал. Попробуй определи в такой темени, кто это, действительно свой, окруженец, или всё же враг? Руки, крепко сжимавшие рукоятку и металлический магазин автомата, дрожали. Но страха Воронцов не испытывал. Он заметил, что в нём произошла какая-то перемена. Ещё там, на дороге, когда прикрывали с Гавриловым и Макухой орудие капитана Базыленко, опасность уже не откликалась в нём ужасом. Навязчивая мысль о том, что вот сейчас он может погибнуть, умереть, которая прежде, особенно в первый день, постоянно клубилась в его мозгу, не то чтобы исчезла, нет, она не исчезла, но была загнана его отвердевшей волей куда-то в дальний уголок сознания, и оттуда уже не могла управлять им. Одновременно, там же, рождалась какая-то жестокость, природу которой он ещё не мог понять, но необходимость её появления уже чувствовал.

– Ефрейтор Карамышев, – послышалось из темноты. – Рота связи тысяча триста шестнадцатого полка семнадцатой стрелковой дивизии. Со мною пять человек. Боевое охранение. Следом идут остальные. Обоз. Раненые. Два орудия. – Ефрейтор закончил доклад и опустил руку.

«Нет, немец бы не дрожал так», – подумал Воронцов. В душе его рождалась внезапная радость: свои!

– Семнадцатой стрелковой, говоришь? Где занимали оборону? Кто командир дивизии?

– Оборону занимали под Спас-Деменском, – живо ответил ефрейтор. – Командир дивизии полковник Козлов. Нас пятеро. Следом идут остальные. Только не стреляйте. Сейчас подойдут, и разберёмся окончательно.

Воронцов обошёл ефрейтора, заглянул в бледное пятно лица. От стоявшего перед ним навытяжку пахло давно не мытым телом и страхом. «Должно быть, так же пахло и от меня самого», – подумал Воронцов. Но последнее, страх, он уже преодолел.

– Сколько вас и кто командир?

– Остатки полка. Тысяча триста шестнадцатого. С нами выходят артиллеристы. Всего шестьдесят пять человек в строю и шестнадцать раненых. Ведёт колонну командир полка майор Алексеев.

– Предъявите документы.

Большего от окруженцев он потребовать не мог. Ефрейтор тут же расстегнул шинель и вынул свою красноармейскую книжку. На ощупь книжка оказалась сильно потрёпанной и влажной. И запах эта книжечка имела тот же – бега и страха. «Хоть бы луна взошла», – подумал Воронцов и отпустил рукоятку автомата.

– У вас тут что, оборона? – спросил ефрейтор. – А мы думали, что на заградзаставу напоролись.

О заградительных заставах он кое-что слышал. Что будто бы в тылу у обороняющихся частей тонкой цепью был сосредоточен ещё один фронт, целью которого была борьба со шпионами и диверсантами, проникавшими в расположение наших войск как с немецкой стороны, так и с нашей под видом выходящих из окружения бойцов РККА, санитарных обозов, беженцев, раненых, командированных. У этих особых отрядов так же был приказ возвращать назад бойцов и целые подразделения, самовольно, без приказа покинувшие позиции. Однажды в землянке Воронцов слышал разговор офицеров-артиллеристов. Из того разговора он понял, что и за ними стоит заградотряд и что тот чернявый «особняк» в меховой безрукавке с его автоматчиками – это и есть тот самый заградотряд. Вооружены они были хорошо. У каждого, кроме новенького ППШ, на ремне висела такая же новенькая кобура с ТТ.

– А ты что, товарищ ефрейтор Карамышев, заградзаставы боишься? – усмехнулся Воронцов.

– А то ты не боишься…

Воронцов промолчал. Он и так много сказал. Он внимательно всматривался в красноармейскую книжку ефрейтора, но ничего, кроме чёрных чернильных пятен и штрихов, разглядеть не мог. Видя замешательство Воронцова, ефрейтор отстегнул от ремня и подал ему трофейный сигнальный фонарик. Включив фонарик, Воронцов старался разглядеть не только фотокарточку и печать на ней, но и лица бойцов, стоявших позади ефрейтора, словно пытаясь угадать в них не только их судьбу, но и свою собственную.

Документы связиста были в полном порядке. У кавалериста тоже, на первый взгляд, всё было в порядке. Что же делать? Почему ни капитан Старчак, ни ротный не дали никаких инструкций на случай подобных обстоятельств? Пропустить колонну в тыл? Пусть идут до ближайшего сборного пункта? Но с кем ему держать здесь оборону? Донцов и Зот Федотыч с Васякой такие же окруженцы. Но они уже окопались и в составе его группы приготовились к бою, чтобы выполнить приказ продержаться до полудня.

– Командир полка с обозом будут здесь минут через пятнадцать, – пояснил ефрейтор.

Воронцов вернул ему красноармейскую книжку. Фонарик же придержал. И напомнил пулемётному расчёту:

– Донцов, если что, длинными очередями… А ты, Алёхин, сразу бросай пару гранат. Пойдёмте, Карамышев, проверим документы у ваших людей.