Но что ему дала эта разгадка? Смысл сообщений так и остался непонятен. Что он такого украл? Ровным счетом ничего. Единственное, что когда-либо попало в его руки нечистым путем, так это пара-тройка загрузок с Интернета. Не может быть, чтобы кто-то решил развернуть против него такую операцию из-за нескольких пиратских загрузок. Или может? Халли, например, с этим связан. Возможно, он подстроил все эти трансляции как месть за собственный арест? Может, он думал, что Карл виновен в том, что на него вышла полиция? Но это же ерунда, Карл к его аресту и близко непричастен…

Оказывалось, что не понимать ни бельмеса в непонятных числовых последовательностях лучше, чем получать сообщения, которые он теперь понимал, но не хотел слушать. И что ожидало его в дальнейшем? Он сгорал от любопыства, и в то же время ему очень хотелось, чтобы трансляции прекратились. Впрочем, выбор был в его руках – он мог просто не включать приемник, если хотел избавиться от всего этого. А он хотел! И не хотел…

Карл встал. Они не могли торчать здесь вечно; в конце концов ему придется вернуться домой, и уж лучше сделать это сейчас.

– Пошли! Мне нужно домой: я хочу знать, будут ли новые сообщения.

Он сам был ошарашен, с какой бодрой решительностью звучал его голос. Поскольку для этого не было никаких оснований.

Пицца намертво срослась с коробкой. Карл долго и безуспешно пытался отковырять приклеившийся к картону расплавленный сыр, но единственное, что вышло из его стараний, – это жирные, воняющие пепперони пальцы. Кусок ни за что не хотел двигаться с места без бумажного слоя коробки. Наконец, после созерцания Бёркура, попросту выплевывавшего обрывки бумаги, перед тем как проглотить разжеванное месиво, Карл сдался и бросил свое колупание. Худший голод был уже утолен, дальше начиналась обычная жадность. Вместо этого он допил «кока-колу» и теперь сидел, упражняясь в фигурном сминании о ребро стола опустошенной банки.

Они заказали пиццу, устав сидеть в подвале в ожидании выхода в эфир номерной станции, которая, казалось, заткнулась навсегда. Возможно, ее вычислило Управление связи и коммуникаций и прикрыло эту шарашку. Карл сомневался, что та работала по лицензии. Однако, учитывая, насколько редкими и короткими по времени были трансляции, не верилось, что ее могли засечь, разве только если передачи начались задолго до того, как он начал их слушать.

Однако, как бы там ни было, Карл чувствовал облегчение. Хотя и немного сожалел – несмотря ни на что. Но только самую чуточку. Это скорее было даже не сожаление, а чувство какой-то пустоты, свидетельствовавшее о том, что его странное приключение подошло к концу. А это значило, что он снова становился заурядным скучным типом, до которого никому нет дела. Хотя Карл чувствовал себя не лучшим образом из-за этих трансляций, они тем не менее давали ему ощущение собственной важности, наполняли его жизнь хоть каким-то смыслом. Теперь все это снова испарится – ну, если трансляции действительно окончательно прекратятся…

Бёркур отодрал себе еще один кусок, но, еще не начав жевать, вдруг заорал, будто его шибануло озарением:

– Эй! – Взору Карла предстала вся запиханная в рот Бёркура пицца. – Я же принес телефон!

Вскочив на ноги и поспешно обтерев жирные пальцы о штаны, он метнулся в прихожую. Вернувшись, с победной миной шлепнул телефон на стол и как ни в чем не бывало отправил в рот облепленную кусочками картона следующую порцию.

Карл повертел телефон в руках. Он видел его только раз – в машине, в ту ночь, когда его нашел Бёркур. Сейчас, в светлой кухне, аппарат не выглядел более знакомым: розовый чехол, украшенный мелкими декоративными камешками… Не вызывало сомнений, что хозяином телефона была женщина или девушка.

– Это не какая-то дешевка.

– Согласен. – Наконец-то насытившись, Бёркур удовлетворенно откинулся на спинку стула; в уголке его рта краснела томатная паста, неприятно смахивавшая на кровь, будто он разжевал кусок битого стекла, даже не заметив этого. – Наверное, это какой-нибудь богатой тетки; она, скорее всего, решила купить себе новый, вместо того чтобы искать старый. Это такой народ…

У Бёркура в отношении богатых были особые представления, по-видимому, унаследованные от его родителей. В тех редких случаях, когда речь хоть как-то касалась состоятельных людей, он всегда разражался подобными комментариями, не имевшими никакого отношения к чему бы то ни было. Карл обычно не утруждался исправлять его или возражать, да и с чего бы ему защищать тех, у кого больше денег, чем у него самого?

– Вполне возможно, но я думаю, она все равно была бы рада получить его назад. Там наверняка хранится что-нибудь, что невозможно купить в магазине, – например, фотографии и прочее…

Бёркур хмыкнул, затем, потерев нос и скривившись, спросил:

– Чуешь, чем-то воняет?

Карл потянул носом воздух.

– Вроде нет… – Однако, принюхавшись получше, согласился: – Точно! Это идет снаружи? – Он закрыл окно. – Наверное, какой-нибудь кот пометил стену… Фу, зараза!

Он включил телефон и увидел, как загорелся экран.

– Нужен пин-код.

А чего он хотел?

– Попробуй ввести «один-два-три-четыре».

Карл ввел, хотя считал, что только дурак стал бы использовать такой очевидный пин.

– Нет, не подходит…

Он попробовал еще несколько комбинаций, но телефон открываться отказался.

– Да нет, голяк. Я лучше сфотографирую его и размещу в «Фейсбуке». Если никто не отзовется, отнесу в полицию.

В «Фейсбуке» у него было тридцать три друга, и практически все с химического факультета. Они организовали группу специально для обмена домашками и конспектами. Только это и сподвигло его подписаться на социальную сеть, а уж время покажет, увеличится у него там число друзей или нет. Вряд ли кто-то из этих тридцати трех мог разгадать загадку розового телефона. Скорее всего, ему придется раскопать какую-нибудь подругу матери в «Фейсбуке» и отправить ей фото, чтобы та расшарила его по своим каналам. Такая перспектива Карла не особо увлекала, поскольку могла вызвать фонтан вопросов о его самочувствии. Конечно, не трудно было потратить несколько минут и насочинять ответов, которые выставили бы его в более позитивном свете, чем обстояло на самом деле, но Карл просто не выносил их фальшивой доброжелательности. В тех редких случаях, когда он натыкался на какую-нибудь из них, было видно, как тетке не терпелось поскорее побежать и позвонить остальным, чтобы посплетничать о том, каким несчастным и подавленным он выглядит.

Внезапно зазвонил его собственный телефон. Карл взглянул на экран: он надеялся, что это был Халли, а не Артнар, но высветившийся номер не был связан ни с тем, ни с другим.

– Алло?

– Здравствуйте. Будтье добры, с кем я говорю? – Голос был незнакомый.

– Меня зовут Карл. Вы звонили кому-то другому?

– Нет. Меня зовут Рикхард, я из полиции. Вы связывались с нами по поводу информации в связи с расследуемым убийством?