Ганнон постучал древком копья по щиту, чтобы привлечь их внимание.

– Это всего лишь предосторожность, парни. Нам не о чем беспокоиться, римляне в милях отсюда, – прокричал он. – Мулы начинают переходить на другой берег. Наша задача состоит в том, чтобы обеспечить их безопасность. Затем мы последуем за ними. Когда вернемся в лагерь, я позабочусь, чтобы каждый из вас получил столько вина, сколько нужно, чтобы напиться по-настоящему.

Раздался одобрительный вопль.

– Тем не менее, я хочу, чтобы вы сохраняли строй и порядок и берегли оружие.

Некоторые начали ворчать, но большинство одобрительно кивали. Удовлетворенный Ганнон проделал ритуал, ставший привычным перед сражением. Стереть пот с рук. Проверить завязки шлема и то, насколько легко выходит меч из ножен. Убедиться, что кончик копья достаточно остер. Поудобнее перехватить щит. И последнее – бросить быстрый взгляд на сандалии, в порядке ли они. Отец рассказал ему историю про солдата, который споткнулся из-за потерянной сандалии и был тут же убит врагом. Ганнон поклялся никогда не повторять такой глупой ошибки.

Стук копыт привлек его внимание, как осу – спелый плод. Это был нумидиец, с которым он недавно разговаривал. Теперь у них снова будут разведчики. Ганнон поманил к себе всадника.

Тихое жужжание наполнило воздух, и откуда-то сбоку появились длинные темные тени. Ганнон сразу понял, что это такое, и горло перехватило от ужаса. Он повернулся и увидел, как туча стрел летит в сторону его солдат. За деревьями притаились лучники.

– Засада! – взревел Ганнон. – Всем рядам поднять щиты!

Он поднял свой щит и спрятался за ним. Проклятье, откуда взялись лучники? Но он был уверен в одном: они здесь не одни. Ганнон понимал, что должен перехватить инициативу, предупредить Сафона, пока ситуация не вышла из-под контроля. Юноша осторожно выглянул из-за края щита и выругался. Слишком поздно. Из шести нумидийцев только один оставался в седле. Остальные были мертвы, ранены или их сбросили лошади, которые отчаянно ржали и вставали на дыбы. Ганнон открыл рот, чтобы отдать приказ всаднику, но через мгновение несколько стрел вошли в тело нумидийца, и тот с криком упал на землю.

Сквозь деревья Ганнон видел приближающегося врага. Легионеры. Сотни ублюдков. С другой стороны происходило то же самое. Противник уже имел превосходство в численности, но Ганнон понимал, что это лишь часть вражеских сил. Тот, кто устроил западню, знал, что делает. Как и во время битвы у Тразименского озера, момент был выбран идеально.

– Если мы начнем сражаться, то погибнем. У нас только один шанс – отступить к реке, – пробормотал Ганнон.

– Если мы не отступим, ублюдки помешают мулам перейти на тот берег, – добавил Мутт, появившийся рядом.

– Тогда – вперед. Римляне наверняка получили приказ отсечь нас от берега, – сказал Ганнон и приложил ладонь ко рту: – Поворот кругом! Солдатам на флангах поднять щиты выше. Те, кто внутри, щиты над головой. Если хотите жить, действуйте быстро!

Он занял свое место в строю и посмотрел на юг, в сторону реки. К нему присоединился Мутт. Ганнон чувствовал в воздухе страх, видел его в глазах своих солдат. «Как быстро может измениться настроение», – подумал он и провел языком по пересохшим губам. Однако присутствие рядом Мутта позволило ему успокоиться. У них еще оставалась надежда.

– Сомкнуть ряды! Вперед! – закричал Ганнон. – К реке! Быстрее!

Они побежали.

Как только римляне поняли их намерения, они тут же пошли в атаку. Между содрогавшихся щитов и копий Ганнон сумел разглядеть, что это не новички. Повсюду виднелись доспехи, шлемы с гребнями и множество длинных метательных копий. Это были даже не принципы, а триарии, лучшая римская пехота.

– Проклятье, ветераны, – прорычал Ганнон.

– Консулы всерьез решили пустить нам кровь, – злобно ощерился Мутт. – Это можно считать знаком уважения.

– Я бы с легкостью обошелся без такого уважения, – проворчал Ганнон, хотя слова помощника вызвали у него вдохновение.

Первые римляне выскочили на дорогу в пятидесяти шагах перед ними. Они не обратили внимания на последних мулов, которых отчаянно хлестали объятые ужасом погонщики. Римская пехота начала строить стену из щитов, блокируя проход к реке. Ганнон слышал, как офицеры подбадривают легионеров, все еще остававшихся на деревьях. Шанс прорваться к реке ускользал на глазах.

– Сформировать за мною острие! – рявкнул Ганнон, становясь первым в шеренге.

Он почувствовал во рту острый привкус страха, но продолжал бежать вперед, понимая, что должен вести своих людей и быть первым. Если они потеряют решимость, все будет кончено. Несколько мгновений юноша никого не слышал у себя за спиной, и его сердце отчаянно забилось. Потом рядом оказался Мутт, а с ним четыре, пять, шесть солдат. Ганнон почувствовал облегчение – их строй стал подобен наконечнику копья. Он сам находился на острие, в самом опасном месте из всех возможных. Но они должны были добиться успеха. Если они не успеют добраться до фаланги Сафона, чтобы помочь защитить мулов и погонщиков, вся добытая провизия будет потеряна. Тогда армию ждет голод. Но что того хуже, Ганнибал будет считать, что они потерпели поражение. Ганнон не мог этого допустить. Даже если ему придется погибнуть, чтобы выполнить свой долг.

– Вперед! – закричал он. – У них лишь одна или две шеренги!

Ганнон устремился в самый центр строя римлян. Когда они приблизились к врагу, он приказал слегка замедлить шаг и метнуть копья. Они снова ускорили шаг, когда легионеры ответили тем же.

– Поднять щиты, обнажить мечи! – рявкнул Ганнон, продолжая движение вперед.

Он отчаянно хотел войти в соприкосновение с врагом, но не бежал. Если удар окажется слишком сильным, многие будут сбиты с ног. Тем не менее, удар получился оглушительным. Ганнон очень надеялся, что Сафон его услышит – где бы он ни находился в данный момент. Впрочем, едва ли его брат мог что-то предпринять. Зерно важнее, чем небольшой отряд солдат. Такой была последняя внятная мысль Ганнона. Его мир сузился до пространства радиусом в несколько шагов. До безумной усмешки на лице ближайшего триария и наконечника копья, который норовил выбить ему глаз. Ганнон поднял щит и ощутил мощный удар заостренного железа.

Триарий давил на свое копье, Ганнон удерживал щит. Мгновением раньше он сообразил, что наконечник застрял в щите; карфагенянин распрямился, точно атакующая змея, его клинок метнулся в обход щита легионера и через мгновение глубоко вошел в живот триария. Ганнон повернул рукоять, рассекая внутренности врага. Давление на щит тут же ослабело, и триарий с отчаянным криком отпустил копье. Ганнон вырвал наконечник и сделал шаг вперед, продолжая сжимать бесполезный щит. Умирающий враг не оказал сопротивления, но это не мешало его соседу попытаться проткнуть Ганнона копьем. Юноше потребовались все силы, чтобы удержать щит. Мощный удар; его рука задрожала; новый удар, но щит все еще исполнял свою роль. Ганнон выругался; легионер засмеялся и сделал новый выпад. У врага было преимущество – копье длиннее меча. Кроме того, Ганнон едва ли мог и дальше удерживать щит – тот был слишком тяжелым из-за застрявшего в нем копья первого триария.