ущербного и несчастного человека. Параллель с жертвенностью и самопожертвованием Нэнси, Мартину импонировала, однако примерив на себя роль обделённого и закомплексованного Сида повергла его в смущение…

— Эй, Лохматый!

Ольгерд стукнул кулаком в дно полки, так, что Мартин едва не грохнулся вниз.

— С ума сошёл? Я читаю. Чего тебе?

— Слушай, а, как должна выглядеть женщина твоей мечты? — Ольгерду было скучно. Он валялся на своей разбитой постели, задрав ноги на переборку автобуса и пытаясь втянуть окружающих в разговор. Он тоже выглядел усталым, ирокез уныло свисал на один бок, правый носок прохудился и розовый мизинец кокетливо выглядывал наружу.

— Лет за пятьдесят, полная и в очках, — огрызнулся Мартин — да, ещё в тёмном костюме. Некрасивая и строгая.

— Е-ать, тебя скрутило, — ужаснулся Ольги. Он дотянулся ногой до полки Мартина и поцарапал её мизинцем: — мне казалось, что тебе нравятся молоденькие и стройные.

— Не перебивай, — Мартин свесился с полки и посмотрел на Ольгерда, — я ещё не закончил. Так вот. Она нотариус. Однажды звонит и говорит: «Господин Виклунд, умер Ваш дядя-миллиардер и вы его единственный наследник».

Парни дружно заржали и Тонька глубокомысленно добавил:

— Все красивые женщины похожи друг на друга… Каждая некрасивая страшна по-своему, — он тоже лежал на своей полке поедая третью пачку чипсов. В свою очередь Тонька был в смешных широченных трусах и его тощие ноги торчали из штанин наподобие тонких волосатых палочек.

— Слушай, а, как там твоя Евгения? — поинтересовался он.

— Откуда я знаю, — Мартин гаркнул на Тоньку так, что самому стало стыдно, — понятия не имею. Мы не общаемся. Уехала и уехала, — пробурчал он.

— Так-так, — Тонька многозначительно вздёрнул бровь, переглянулся с Ольгердом и подъ_бнул Мартина с самым невинным видом, — Значит ты по прежнему холостой, но ужасно хочешь пострелять?

— Типа того.

Тоньке очень хотелось въ_бать между глаз за проницательность и Мартин сдержался огромным усилием воли.

— Лучше слушайте анекдот, — что бы отвлечь внимание от животрепещущего вопроса он устроился поудобней, подпёр голову рукой и начал рассказывать:

— Стоят на пригорке два быка, молодой и старый, и смотрят на пасущееся внизу в долинке стадо коров. Молодой бычок, горячий, нетерпеливый, волнуется, роет копытом землю и обращается к старику:

— Бык, а бык, давай быстренько спустимся вниз и поимеем в-о-н… ту рыженькую коровку!

Старый пожевал траву и неспеша отвечает:

— Не! Мы этого делать не будем!

Молодой успокаивается, но потом опять:

— Бык, а бык, ну, давай тогда быстренько спустимся вниз и поимеем вон ту черненькую.

А старый бык:

— Нет! Мы этого делать не будем.

Молодой обиделся и отвечает:

— Ну, и, что мы тогда будем делать?

Старый бык подумал, пожевал, опять подумал и спокойненько так отвечает:

— Мы медленно спустимся вниз… и поимеем все стадо!

Парни снова загоготали.

— Кстати, а концерт в Петербурге у нас будет? — поинтересовался Тонька под гнусное хихиканье остальных, и добавил самым безобидным тоном, — кстати, там Женя живёт.

— Ты угомонишься?

— Не, я к тому — брать с собой инструменты или не брать?

Всё ясно любимые друзья решили довести Мартина до белого каления.

— Слушай, Тони, — угрожающе произнёс Мартин, — я в свободное время подрабатываю обивщиком.

— Чего? — не понял Тонька, — кем ты подрабатываешь?

— Обивщиком, — рявкнул Мартин, — обиваю двери кожей заказчика.

— Понял, — Тонька скомкал пустой пакет и закинул его вглубь автобуса, — я к тому, что ты в последнее время всем недоволен. Ну, всё же хорошо прошло. Нас везде так принимали!!!

В этом Тони был прав. Не смотря на безумную усталость душу Мартина наполняло чуть ленивое, тягучее и сладкое чувство морального удовлетворения. Их первые большие гастроли действительно прошли удачно. Пусть в компании таких же молодых развивающихся групп, но бодро и плодотворно. Хоть и небольшие, но полные клубы, удачная продажа мерча, активная реакция публики. Где-то побольше, где-то поменьше. Чопорная и строгая Англия встретила их довольно прохладно, зато полными залами, а жаркая темпераментная Испания меньшим количеством народа, но весьма бурной реакцией зрителей. И, как бы Мартин не злился от усталости, пройденного было не отнять. Даже отцу, который воспринимал занятие сына с откровенным пренебрежением, нашлось, чем достойно ответить. Не смотря на то, что после развода родителей они общались максимум пару раз в год, Мартин не отказал себе в удовольствии позвонить. Впрочем, отец выслушал его с ледяным равнодушием и посоветовал звонить, не после первых, а сто первых гастролей и повесил трубку.

Единственное, что откровенно портило Мартину настроение было небольшое происшествие в Латвии, о котором не знали даже одногруппники. По идее, небольшое пикантное приключение не лишенное некоторой доли романтики. Но именно сейчас, за попыткой чтения, в скученности и тесноте, предоставленный своим мыслям, он почувствовал у истории совсем иной подтекст. Нечто смешное, нелепое, не вяжущееся с образом рок-музыканта. Уже знакомый душок тухлятины, который отчётливо семафорил о том, что он Мартин Виклунд, где-то очень сильно про-бался.

В Ригу они прибыли ранним утром. Настолько ранним, что даже транспорт ещё не ходил. Гастрольный автобус развернулся на привокзальной площади и окно Мартина оказалось аккурат против собора святого Петра, который устремлялся в туманное утреннее небо изящным многоярусным шпилем. За его конусом вздымались резные верхушки соборов, старинные дымовые трубы и отвесные черепичные скаты крыш. Мартину показалось, что он очутился в средневековой сказке, населённой волшебниками, злобными троллями и