– Малецык, я днесь тебе указал, где быть?..

Голос Бога незамедлительно погас, а вместе с той обрывистой фразой пухлые сгустки золотого сияния повалились, разорванными кусками на пол и рыхлыми комками на малость, даже замерли там. Также недвижно застыл на коленях Липоксай Ягы потрясенный тем, что услышал от Стыня… И не менее потрясенный тем, что уловил обрывок толкования, принадлежащего кому из старших Богов, как поясняла Есинька. Старших… Возможно самому Богу Першему. Не в силах подняться, вроде растеряв все силы от пережитого, и услышанного, вещун какое-то время даже не смел вздеть голову, понимая, что Бог Стынь ноне пришел к нему явственно скрытно от своего Отца Першего и от Родителя, каковой по неведомой ему, человеку, причине решил уничтожить Дари. Бог Стынь, тот который когда-то спас жизнь Есиньке и ему, тот который велел много лет назад основать поселение в Африкии, который привел в помощь белым людям черных, как бесплатных работников и все эти лета сам следил за строительством, указывая сделать одно или другое, высылая тех или иных людей на жительство, создавал, как оказалось убежище для Еси. И делал это, очевидно, тайно от старших Богов… Убежище, в котором природный катаклизм, сможет пережить девочка и те избранные, по мнению младшего Димурга, дарицы.

Впрочем, Липоксай Ягы пережив встречу с Богом, погодя осознал, что предстоит вскоре пережить его народу… и ему… Ему предстоит пережить гибель физически, духовно близких людей, при том не имея возможности предупредить их о надвигающейся беде, так как не смел вещун поставить под угрозу жизнь Есиньки… как сказал Стынь Есиньки «основы этой планеты».

Прошло, по-видимому, достаточно времени, когда Липоксай Ягы ощутил, как болезненно затекли у него руки, ноги и спина. И так как молодость была уже позади, медленно постанывая, поднялся с колен. Решив… окончательно решив, тем не менее, делать все как велел Бог Стынь, вне всяких сомнений потративший много сил и ноне идущий, вероятно, против старших Зиждителей, чтобы спасти Есиньку.

В Дари… Живой и когда-то заселенной первыми людьми этой планеты еще не успело толком расцвести и солнечные лучи почитай не озарили края небосвода, лишь самую малость их посеребрив, а летучий корабль вже принялся готовиться к дальнему странствию. Так как Липоксай Ягы почасту улетал из детинца, его сборы не показались слугам и жрецам чем-то необычным, потому пришедшие в движение люди еще глухой ночью спокойно отнеслись к тем распоряжениям. Поутру поднявшаяся Есислава, за эти годы превратившаяся в очень красивую, стройную с точно искусно, точеной фигуркой девушку. Обряженная в круглый сарафан-дольник с одним швом под левой лямкой, где яркие красные, зеленые, желтые, синие полосы вроде радуги располагались от пояса к подолу, белую, шелковую с долгими рукавами рубашку и легких сандалиях спустившись под охраной Волега со своего этажа, вошла в казонок. Липоксай Ягы дотоль раздающий жрецам последние указания по поводу своего отбытия, с радостью и единожды тревогой воззрился на драгоценное чадо… кое до сих пор считал ребенком.

– Полетим в поместье к Белому морю… оно как я устал, – пояснил он свои действия юнице, пред тем повелев покинуть казонок войводе.

– Устал? – ошарашено переспросила девушка и долгим внимательным взором обозрела вещуна, каковой за эти годы, кажется, и не постарел, всего-навсе набрался еще большей степенности движений. – Что-то случилось отец? – Есислава уже давно один-на-один так величала Липоксай Ягы… И хотя поначалу он сказывал, что того величания не заслуживает, погодя стал воспринимать его как должное, тем паче Боги на сие никак не отзывались. – Что? Что случилось тятенька? – еще нежнее дополнила девушка… так как могла говорить лишь она, вкладывая в то понятие, все свои чувства.

– Нет, моя милая, – мягко отозвался Липоксай Ягы, не только помня наказ Стыня ничего никому не сказывать, но боясь тем, что вскоре грядет напугать дорогое ему чадо. – Просто хочется отдохнуть с тобой на море. Ведь вскоре тебе исполнится двадцать лет, – вещун отмерял возраст девушки от огненного обряда и трех лет, что велел набавлять к тому сроку Дажба. – И как ты помнишь, я всенародно объявлю тебя своим преемником. Вместе с тем ты станешь взрослым человеком, и тебе будет даровано положенные статусу обязанности и привилегии.

Липоксай Ягы говорил об том столь спокойно, ровно, будто и не было ночного прихода Стыня. Не было повеления улетать и оставить, без возможности на спасение целую расу… белую расу, ноне своей крохотулечкой переселенной в Африкию. Хотя та степенность в старшем жреце была напускной, поелику его не просто объяла тревога, внутри него все клокотало от боли. Вещун жаждал… желал объявить дарицам о грозящей беде, желал помочь им спастись… улететь, уплыть с континента поколь есть время. Одначе, всяк раз, когда особой мощью такие мысли надавливали на Липоксай Ягы, он слышал внутри головы вначале скрипучий скрежет… шипение, а после возникали грубые, властные повеления успокоиться. И ноне повеления отдавал не голос Стыня, не певучий, объемный бас… Его отдавал баритон, хоть и приятный на слух, но с каким-то металлическим перезвоном, вроде все время гневающийся. Порой голос и вовсе нескрываемо негодующе указывал, взять себя в руки и выполнять распоряжения Господа Стыня, в противном случае обещая болезненно покарать. И так как после тех предупреждений следовал пронзительное скрежетание внутри головы, Липоксай Ягы брал себя в руки и на время переставал думать о дарицах… Понимая, что обязан исполнить веления Бога Стыня, а иначе от тех скрежетаний в голове и вовсе потеряет рассудок, ощущая, что тот, кто ныне в указаниях подменил Зиждителя, не расположен к нему и с легкостью может навредить. Липоксай Ягы не знал, что скрежетание, да и вообще повеление хоть и передавал Мерик, спускал на вещуна прицепившийся к его правому плечу легкой паутинкой бес. Пылевидное, маленькое создание, верно, по размеру не больше чем лебединые девы. В виде черного облачка, бес нависал над приглядываемым объектом, той самой паутинкой соприкасаясь напрямую с его мозгом, и через нее посылая или принимая все необходимое и интересующее Богов. Тонкими точно загнутыми в коленцах и локотках, были ножки и ручки у беса, а вернее, как у жука, жесткими лапки, оными иноредь создание хваталось за волосы, уши того за кем следовало. Зримо выступало у того беса выпирающей вверх макушкой головешка, слегка сплюснутая к навершию, где крапинками красных огоньков горело около восьми глаз, разбросанных единожды по всей ее поверхности. Просматривались на так называемом лице существа две щелочки заменяющие рот, с выпучивающимися вперед губами, иногда… вот прямо как сейчас, они присосками окутывали уха Липоксай Ягы, чтобы воздействовать на его мозг определенным звуковым эффектом.

Слыша попеременно возникающие внутри головы шумы, в основном скрежет и хруст, старший жрец не смел, ослушаться веления Бога Стыня и молчал. Тем не менее в глубинах своего внутреннего я, которое люди зовут душой, решил, что достигнув брега Белого моря, непременно, с голубиной почтой, отошлет иным вещунам соседних волостей весть о приближение катаклизма. Посему велел Таиславу взять в полет необходимое количество голубей. Несомненно, Мерику, нынче приглядывающему за Липоксай Ягы, те самые замыслы были слышны, но поколь они его не волновали, а значит, вещун мог спокойно их переварить в себе, надеясь, что они не дойдут до Бога. Впрочем, старший жрец зря надеялся, так как те надежды расходились с замыслами Зиждителей… определенных Зиждителей, которым Родитель велел совершить катаклизм… Катаклизм… гибель людей и все это лишь для того, чтобы набрался надобного сияния бесценный Крушец… Крушец, не Еси, основа этой планеты… этой системы, Галактики и всего Всевышнего.