В целом голландцы оставили на своих колониях меньший культурный отпечаток, чем португальцы – на своих. Португальцы гораздо больше перенимали туземные нравы и усваивали обычаи, они до конца дней своих оседали в тропиках, откуда голландцы бежали опрометью, лишь только срок их службы истекал. Торжественная и пышная обрядность португальского католичества завораживала обитателей отдаленных индоокеанских земель, напоминая – задумчивым перебиранием четок, почитанием святых и тому подобным – вероучение индусов и даже иногда буддистов. Голландский кальвинизм – холодно-логический и скудный обрядами – состязаться с католичеством попросту не мог. Португальские священники блюли обет безбрачия, на долгие годы оставались в одном и том же месте и, следовательно, заводили добрые отношения с туземцами. Голландские проповедники были женаты, вынуждены заботиться о своих семьях – и часто меняли местопребывание. По сравнению с католиками кальвинисты, поглощенные европейскими религиозными распрями, слали в тропики чересчур мало миссионеров. Как только Ост-Индская компания прекратила поддерживать проповедников, кальвинизм перестал производить особое впечатление. Все это, вместе взятое, на века превратило португальский язык в lingua franca азиатских побережий, а голландский – точней сказать, его искаженное наречие – укоренился только в Южной Африке.

В итоге сокрушило голландскую империю не это. Подобно многим иным империям, она испускала дух постепенно и по простой причине: как выразился йельский историк Пол Кеннеди, «империя раздулась донельзя» [28]. И не только в том дело, что голландцы основали множество поселений и факторий и на берегах Индийского океана, и вдоль впадающих в него рек, и в другом полушарии, в Америке. Дело в том, что все упомянутые владения следовало содержать, а расходы и усилия, связанные с военными авантюрами на Иберийском полуострове и во Фландрии – голландцы участвовали в этих кампаниях, – не оставили для этого ни денег, ни возможностей. Голландский флот попросту не мог поспевать повсюду и поддерживать порядок на всем земном шаре. Во всех Соединенных провинциях лишь Амстердамское адмиралтейство наскребло средства на постройку достаточного числа боевых кораблей – 33, между 1723-м и 1741-м. Сравните: Роттердам спустил на воду четыре парусника, Зеландия – четыре, Фрисляндия – один, а провинции, не имевшие прямого выхода к морю, – ни единого.

Бросается в глаза поверхностное сходство с Америкой: американские военные базы разбросаны по всему свету. Вспомните об огромных расходах на сухопутные военные действия в Ираке и Афганистане, учтите американский судостроительный спад и то, что численность боевых кораблей сократилась: 600 единиц в начале 1990-х и менее 300 под конец первого десятилетия XXI в. Соединенные Штаты XXI в., подобно Соединенным провинциям века XVIII, могут раскидывать свои форпосты по всему миру, но уж навряд ли стоит одновременно развязывать войны, дорогостоящие и утомительные для державы.

Раздумья о голландской империи служат главной опорой тому, кто хочет разобраться в городских нагромождениях Джакарты. Город стоит у вод Яванского моря и вырастает из старинного порта Сунда Келапы, где сохранились длинные белые склады пряностей, крытые рыжей черепицей и сооруженные Голландской Ост-Индской компанией еще в XVII столетии. Толстые стропила тикового дерева почернели от времени. Возле зданий высятся изящные ряды кокосовых пальм. Неподалеку видны железные крыши хибарок и усеянные мусором каналы. В этой части города высотных зданий нет, и можно представить себе прежний облик Батавии. Именно здесь кое-кто из позировавших Рембрандту сколачивал свое состояние. Три с половиной столетия назад море было гораздо ближе к городу, чем сейчас, – поскольку с тех пор дельцы-строители расширяли прибрежную полосу, намывая почву. Я поднялся на какую-то башенку и у самой морской кромки разглядел паромы и рыбачьи шлюпки, вытащенные на берег и стоящие бок о бок. Отсюда город и потянулся некогда к югу, ныне став настолько огромным, что следует, пожалуй, звать его не городом, а городом-государством.

Почти сразу же после голландцев сюда в изобилии хлынули китайцы – и больше уже не уходили. Китайцы служили торговыми посредниками, если речь велась о продаже сахара или пряностей; они в известной степени занимали то же место в обществе, что и евреи, жившие на землях Восточной Европы. Их и бранили точно так же: людей, играющих исключительно важную роль для экономики, объявляли причиной всех приключавшихся невзгод. Тысячи китайцев погибли в мятежах 1740 г., а уцелевших раз и навсегда обязали селиться вне городской черты. Китайские погромы составляли периодическую особенность местной истории. Последний грянул в 1998 г. Но все же вокруг Сунда Келапы существуют оживленные китайские кварталы.

Был предпоследний день китайского Нового года (года Быка), и я посетил китайский храм, возведенный в 1650-м, в пределах старой Джакарты. Это был маленький мирок, полный пурпура и золота, пламени и дыма. Китайцы жгли деньги (ненастоящие, разумеется), чтобы символически почтить своих вознесшихся в небо предков. Целый свечной лес пылал передо мной; вокруг изваянных из камня драконов стояли китайцы, поднимая к небесам связки тлевших благовонных палочек.

Даже сегодня индонезийским китайцам закрыта дорога в армию, судопроизводство и т. п. Что ж, они прибрали к рукам торговлю… Невзирая на это и на прошлые погромы, вдоль всех улиц, ведущих к храму, выстроились индонезийцы, участвовавшие в китайском празднестве. Нынешнее отношение к китайцам гораздо сложнее, чем можно предположить, помня о страшных исторических событиях, вызванных национальной враждой. И оно, разумеется, влияет на отношение индонезийцев к самому Китаю.

С 1998-го китайских погромов не случалось, а китайскоязычные средства массовой информации процветают в Индонезии. Ни китайцев, обитающих в Джакарте, ни китайцев, населяющих Пекин, уже не рассматривают как национальных врагов. Скорее они являют собой растущую силу – стратегическую и экономическую, – с наличием которой Индонезии следует мирно согласиться, даже если Индонезия пытается ее сдержать. В 2005-м Индонезия и Китай подписали договор о стратегическом партнерстве, а следом, в 2007-м, соглашение о сотрудничестве в области оборонительной. Одновременно Индонезия ограждает себя от Китая, содействуя включению Австралии и Новой Зеландии в состав участников грядущей восточноазиатской встречи на высшем уровне [29]. Слово «Китай» не сходит с уст, стоит лишь заговорить о роли, которую Соединенные Штаты с Индией играют в Юго-Восточной Азии. Чем шире военно-морские силы Вашингтона и Нью-Дели разворачиваются вблизи Малаккского пролива, тем более независимой чувствует себя Индонезия. Величайшая в мире мусульманская страна втайне приветствует американскую боевую мощь – и рассматривает как собратьев людей, исповедующих индуизм и населяющих Индию, глубоко националистическую демократию, находящуюся в сердце Азии. Высшие индонезийские руководители говорили мне: надеемся, Тихоокеанское командование США сумеет вовлечь Китай в некое тихоокеанское союзное содружество – и тем, по сути, обезвредит китайцев.

Индонезия, похоже, была бы не в состоянии сопротивляться Китаю. Китайская национальная корпорация по разработке нефтяных месторождений на шельфе – крупнейшее нефтедобывающее предприятие в Индонезии. Помимо того, Китай скупает каучук и уголь на Калимантане, индонезийской части острова Борнео. Индонезия полагается на китайскую помощь при расширении своей электроэнергетической системы. Китайские военные суда посещают индонезийские гавани.