Янагита, считающийся отцом японской этнологии и фольклористики, испытал влияние европейского взлета популярности народных и волшебных сказок, произошедшего в XIX веке. Наиболее яркими представителями этого движения считают Ганса Христиана Андерсена и братьев Гримм. В эпоху Мэйдзи иностранные советники, например Лафкадио Хёрн и Бэзил Чемберлен, собирали и переводили разнообразный японский фольклор и мифы. Янагита надеялся систематизировать собрание подобных сказок из отдаленных сельских регионов. Начав в качестве чиновника, служившего на разнообразных престижных должностях, Янагита приобрел известность благодаря своим пространным обзорам сельской жизни 1920–1930-х годов. В 1910 году он опубликовал первый фольклорный сборник — «Рассказы из Тоно», собрание историй о привидениях и объяснений местных обычаев из отдаленных регионов Северной Японии, который он посвятил «людям, живущим в других странах». Янагита услышал эти истории от местного сказителя Кидзэна Сасаки, однако счел необходимым «причесать» необработанные истории, создав литературные повествования в стиле европейских фольклористов. Сасаки счел, что истории перестали быть похожи на самих себя, и в 1935 году выпустил собственный сборник. В него, к примеру, входил следующий текст с объяснением местного запрета:

В своих работах Янагита часто романтизировал сельскую жизнь, хотя в реальности он имел мало представления о крестьянской судьбе в деревне. Он критиковал деревенскую ментальность за подобострастие, подчинение вышестоящим, невежество и страх перед чужаками. И для деревенской, и для городской жизни он использовал двойные стандарты, полагая, что крестьянам не нужно разрешать проматывать свои деньги на потребление современных и роскошных товаров, ненужных в деревне, но очень привлекательных для городских элит, к которым принадлежал и он сам.

И Янаги, и Янагита создали новую область японских исследований, пытаясь сконструировать современную японскую идентичность, основанную на традиционных сельских ценностях и практиках. Тем не менее их важнейшие достижения демонстрируют, насколько глубоким оказалось разделение городского и деревенского. Городские интеллектуалы, далекие от примитивных верований и повседневной нищеты, которые обычно характеризуют крестьянскую повседневность, ностальгически романтизировали сельскую жизнь, игнорируя настоящую бедность крестьян и их стремление к более справедливой жизни.

Другую волну бунта против запада подняли культовые писатели, например Ясунари Кавабата и Дзюнъитиро Танидзака (1886–1965), основатели модернизма в японской литературе. Старея, они обращались к написанию более традиционных текстов, прославлявших японскую эстетику. Роман Танидзаки «Некоторые предпочитают крапиву» (1929) противопоставляет вестернизированную «культурную жизнь» несчастливой пары, Канамэ и Мисако, традиционалистскому стилю отца Мисако, счастливо живущего жизнью торговца эпохи Эдо, одевающегося в кимоно старинного покроя, собирающего кукол Бунраку и содержащего юную наложницу с вычерненными зубами. Кажется, что роман критикует состояние японской культурной разноголосицы, воплощаемой помпезной проституткой Луизой, девушкой смешанных кровей, к которой частенько захаживает Канамэ. По мере развития сюжета Канамэ отворачивается от американской культуры, английской литературы и иностранных проституток и обращается к искусству и эстетике старой Японии. В своем более позднем эссе «Похвала тени» (1933) Танидзаки велеречиво сожалеет о том, как требования современной жизни, например отопление и освещение, искажают эстетику традиционной японской архитектуры. В частности, он восхваляет старомодные японские туалеты. Несмотря на то что они темные и холодные, «японские уборные поистине устроены так, чтобы в них можно было отдыхать душой». «В особенности же идеальными представляются деревянные писсуары, набиваемые хвоей криптомерии: они не только дают приятное зрительное впечатление, но и безукоризненны в смысле восприятий звуковых»[102]. Западные туалеты с их сияющим белым кафелем и фаянсом он находит «крайне неприятными и безвкусными», поскольку они подвергают неприличные телесные проявления «изобильному освещению».

Таким образом, в эпоху Тайсё Токио и другие японские города переживали ускоренную урбанизацию, что стимулировало быстрое развитие общественного транспорта, массового потребления и средств массовой информации. Изменение облика столицы вследствие обширных разрушений, вызванных землетрясением 1923 года, позволило широко внедрить современные градостроительные элементы, например более широкие улицы и огромные торговые центры. Грамотное население все больше отстаивало собственные интересы, участвуя в разнообразных политических, трудовых и феминистских движениях. В сфере материальной культуры предпочтения среднего класса в еде, жилье, одежде и декоре часто представляли собой смешение японского и иностранного. Новые технологии — радио, фонограф и особенно кино — предлагали новые типы развлечений, однако не заменили полностью старые — театр Кабуки или эротическую культуру чайных домов, которая теперь переместились в кафе. Экономическое развитие государства и военные успехи за рубежом вызывали уверенность в собственной культурной самобытности, что выражалось как в антизападных настроениях, так и в ностальгии по деревенской жизни. Националистические заявления о культурной исключительности и расовой уникальности поддержат попытки государства рационализировать завоевания и контроль над ближайшими странами Восточной Азии, о чем подробнее см. в следующей главе.

Gardner, William O. Advertising Tower: Japanese Modernism and Modernity in the 1920s. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2006.

Gerow, Aaron. Visions of Japanese Modernity: Articulations of Cinema, Nation, and Spectatorship, 1895–1925. Berkeley: University of California Press, 2010.

Harootunian, Harry D. Overcome by Modernity: History, Culture, and Community in Interwar Japan. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1987.

Minichiello, Sharon, ed. Japan’s Competing Modernities: Issues in Culture and Democracy 1900–1930. Honolulu: University of Hawaii Press, 1998.

Sand, Jordan. House and Home in Modern Japan: Architecture, Domestic Space, and Bourgeois Culture, 1880–1930. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2003.