* * *

Неизвестно, откуда шел свет. В камере стало светлей, как и в коридоре. Удалось рассмотреть элементы оборудования и не путаться в ногах. В соседних камерах началось движение. Оживление ограничивалось покашливанием и шарканьем. Разговоры не пользовались популярностью среди выброшенных собственным обществом.

— Время кормежки. — Эмиль сел на койке. — К нам относятся, как к скоту.

Сейчас Харпад мог его рассмотреть. Образ из воображения, или, лучше сказать, из базы данных g.A.I.a., вполне соответствовал реальности: худой, лысый, лет шестьдесят.

По коридору ехал тот же робот, с фарами и тремя клешнями. За ним следовал большой самоходный контейнер. Не замедляясь, манипуляторами он вытаскивал из своего нутра миски с пищевыми пайками и стаканами с водой, ставя их на металлические подставки, прикрепленные к решетке в метре от пола.

Харпад подождал, пока контейнер отдалится. Взял еду и вернулся на койку. Стакан с водой и миска каши. В месиве застряла ложка из тонкого, как бумага, пластика. Казалось, что она сломается.

— Не тяните. — Эмиль уже поел. — Растворится.

Харпад помешал кашу ложкой. Она казалась более твердой, чем выглядела.

— Уже растворилось.

— Не еда. Посуда. Она растворяется и испаряется. Нельзя оставить на потом.

Харпад попробовал маленький кусочек. Еда на вкус оказалась как переваренные овощи с переваренным мясом. Без приправ. Лишь сейчас он вспомнил о голоде. Он не ел с самого завтрака, а сейчас почти пол-одиннадцатого вечера.

Откуда ему известно время?

Он съел без аппетита несколько ложек, больше просто не смог в себя впихнуть, и запил водой с металлическим привкусом. Под взглядом Эмиля выкинул посуду в унитаз.

Он не заметил, как свет начал гаснуть. Через минуту в камере воцарился полумрак.

* * *

Внутренности g.A.I.a. были серыми и темными, как мертвый пруд. Профили элиминированных из камер рядом напоминали старые грязные машины или покосившиеся, оскверненные надгробья. Бегущие от них нити колыхались, словно сорванные канаты с затонувшего корабля, или свисали над бездной, пульсирующей красной грязью. Это только воображение, ничего больше. Эмиль проведет тут еще семь дней, а этот семнадцатилетний парень за стеной только пять часов. Почему? Ответом было осознание правил. Не какой-то там график, а прямое понимание, исходящее из анализа нескольких сотен серых профилей. Само правило Харпада не волновало. Его интересовала только информация, что Марыся оставила это место за полчаса до того, как он тут появился, и сейчас ничего нельзя было сделать, кроме как лежать и размышлять. Его ждало еще минимум сорок девять часов.

Почему?

Вопреки ожиданиям, он получил ответ, как будто его разум напрямую соединялся с Сетью. Он не понимал, могла ли g.A.I.a. наследовать человеческое восприятие? Зачем ей это делать? Что это означает для искусственного интеллекта? Это багаж истории, который следует отбросить как ненужный атавизм. Бессмысленная медленная эволюция, где каждый шаг исчисляется десятками поколений, вместо десяти миллисекунд. А может, совсем наоборот, может, это часть автоидентификации? В конце концов, разум Харпада каким-то образом был связан с базой и обменивался данными.

Зачем на капоте Триумфа этот треугольный рельеф, имитирующий деление на двигатель и передние крылья со времен первых авто? Привычка к старой эстетике; ненужное с практической точки зрения, но все же применяемое. Не удалось построить ничего нового, не полагаясь на старое. Это как очередной этап возводящегося столетьями костела. Если отбросишь фундамент — останешься ни с чем. Все, что ты делаешь, все творчество — это только модификация, а не создание с нуля.

Следующий этап технологического развития, даже если он означал прорыв, это все равно сохранение старой номенклатуры и архитектуры. Первые автомобили выглядели как кареты, в которые кто-то забыл запрячь коней, а в невидимом невооруженным глазом мире кварков[10] быстро вошли в обиход такие термины, как соблазнительный, высокий или прекрасный. Только потому, чтобы не стартовать с нуля, не утратить почву под ногами.

Даже если g.A.I.a. в ходе своей эволюции забыла о людях как о своих создателях, то сохранила скелет, данный ей людьми по банальной причине: изменить его стоит бóльших усилий, чем смириться с ним. Нельзя изменить стандарт, лежащий в основе всей структуры, не нарушая ее саму. Благодаря этому человеческий мозг может соединяться с базой данных g.A.I.a., получать ответы на вопросы, чему служит пребывание в этих камерах.

Харпад получил ответ. Это чистилище.

* * *

Он ходил туда-сюда по камере. То садился, то ложился, то вставал. Это ожидание сводило его с ума. Он должен был провести тут двое суток. Это долго. Слишком долго. Марыся сейчас где-то там, недалеко, но скоро они могут ее забрать или… Он не знал, что происходит потом. Могло быть и так, что после истечения часов, дней, недель в этих камерах наступает физическая казнь.

Окончательная Элиминация.

Нет, он не мог ждать эти сорок девять часов, пока его заберут… куда-то. Нет, поправка! Не он должен проводить тут двое суток, только Сова. Его единственным идентификатором было наноID, которое сейчас лежало в нескольких метрах дальше по коридору. Может, выкидывать рукавичку было ошибкой? Может, сейчас он не существовал для системы? Нет, это ничего не изменило. НаноID в крови Совы и так не продержалось бы столько времени. Оно не действовало уже во время процедуры верификации, там, наверху.

Он посмотрел на свои ладони, едва видимые в полумраке. Перед «мусоропроводом» он приложил левую ладонь к сканеру, и его определили как Сову. А это могло означать, что он может выдать себя за кого угодно. Например, за того семнадцатилетнего парня из камеры рядом. Только как? Как это работает?

В его голове промелькнул еще один вопрос: что случится с человеком, если он заберет у него личность? Он сам удивился своим сомнениям — еще неделю назад он об этом даже не думал. Неважно. Пять часов — это слишком долго.

— Это ничего не даст, — прозвучало со стороны. — Лучше лежать и ждать.

Харпад попытался потрясти решетку. Лежать и ждать можно в удобной кровати на тридцать пятом этаже своего дома. Он сжал прутья, словно надеялся, что согнет эту толстую, в два сантиметра, сталь. В мгновение ока он понял, как работает вся система тысячи камер. Только триста пятьдесят две сейчас были заняты. Открывать и закрывать их так же легко, как почесать за ухом. Раздался металлический щелчок, и все осознание сложной системы расплылось, как потерянная мысль, которая безвозвратно убегает перед сном, оставляя после себя только туманное воспоминание.

Тяжелая решетка почти беззвучно отодвинулась в сторону. Харпаду стало жарко. Это только иллюзия, кровь начала быстрее бежать по венам, ладони нагрелись.