Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В оправдание абсолютно неудовлетворительных действий своей армии итальянцы и тогда ссылались и сейчас ссылаются на географические особенности театра военных действий. И. Эренбург, посетивший в 1916 году парижскую выставку военных фотографий, писал:
«Итальянцы задались целью показать фотографиями все трудности войны. Они выставили огромные панорамы высот Трентино, своих альпийцев, карабкающихся под обстрелом на отвесные скалы, артиллерию в снегах на высоте три тысячи метров».
Местность действительно была очень сложной, но, заметим, австрийцам это не помешало ни наступать весной 1916 года в Трентино, ни разгромить осенью 1917 года весь итальянский фронт на Изонцо. Кроме того, особенности местности, цели и задачи, поставленные перед вооруженными силами страны, состояние и возможности своих и неприятельских войск — все это следовало оценить и соотнести между собой до начала боевых действий, тем более что Италия была вполне свободна в своих решениях — никто не заставлял ее воевать.
Румыния вступает в войну
То же самое можно сказать и о Румынии.
В 1914 году она благоразумно не вступила в войну на стороне Центральных держав, хотя ее король Кароль I — Гогенцоллерн и прусский офицер — мечтал об этом. В 1915 году, уже при следующем короле, Фердинанде I, она благополучно уклонилась от своих обязательств по Бухарестскому договору, дав Четверному Союзу возможность разгромить Сербию «со всеми удобствами».
Дальнейшее развитие ситуации не поддается никакой логике.
После оккупации Сербии территория Румынии с трех сторон (с юга, запада и с севера) была охвачена Центральными державами. С востока Румыния граничила с Россией, которая могла бы оказать ей военную помощь, но состояние железных дорог Румынии препятствовало быстрой переброске войск.
Столица Румынии находилась менее, чем в 50 километрах от болгарской границы. Ширина территории страны позволяла перерезать южную Румынию (Валахию) пополам за одну стратегическую операцию.
По итогам 2-й Балканской войны Румыния отобрала у Болгарии Южную Добруджу, то есть обременила себя заведомо нелояльным населением[153].
Формально в румынской армии было 564 000 человек (некоторые источники называют даже цифру 650 000), сведенных в 23 пехотные и 2 кавалерийские дивизии. Треть этих сил оставалась внутри страны — официально, в качестве резерва, а в действительности, чтобы обеспечить хотя бы минимальное функционирование коммуникаций и снабжение армий на передовых театрах.
Румынская армия располагала всего 1300 орудиями, из которых менее половины были относительно современными.
Войска не имели опыта современной войны[154].
Понятно, что в подобной ситуации Румыния должна была до последней возможности поддерживать нейтралитет, благо у Центральных Держав не было свободных сил, чтобы его нарушить. Именно поэтому Фердинанд I не поддержал Сербию в 1915 году, несмотря на все давление Антанты.
Кроме того, Румыния, по крайней мере — ее правящие круги, неплохо наживались на политике нейтралитета. Румыния была сельскохозяйственной страной, а в условиях военной конъюнктуры хлеб вздорожал, причем страны Четверного Союза уже находились в таком состоянии, что готовы были платить за продовольствие любые деньги[155].
Румынское правительство исправно торговало зерном и с Антантой, и с Центральными державами.
В 1916 году оснований для вступления в войну у Румынии было намного меньше, чем год назад, но случился Луцкий прорыв, и румынское руководство, прежде всего — премьер-министр И. Брэтиану, решили, что Австро-Венгрия разгромлена и находится в таком же положении, как Болгария три года назад.
Румыния с некоторыми основаниями претендовала на Трансильванию[156], хотелось ей также получить и Банат Ее руководство рассчитывало повторить опыт с Южной Добруджей, когда территория была присоединена практически без войны.
Надо сказать, что среди руководства Антанты не было единого мнения относительно того, нужна ли им Румыния как союзник.
Позиция англичан определялась кризисами их балканской стратегии. Весной 1915 года возникли проблемы в связи с неуспехом Дарданелльской операции, осенью произошла катастрофа в Сербии. В этих условиях англичанам настоятельно требовались союзники, поэтому они оказывали сильнейшее давление на Грецию и Румынию. В 1916 году прямая необходимость в помощи Румынии отпала, но теперь союзники были озабочены проблемами Салоникского фронта и позицией Греции, нейтралитет которой они нарушали все более грубо.
Франция, лучше разбирающаяся в сухопутной стратегии, поначалу относилась к идее выступления Румынии довольно сдержанно:
«Полезно сообщить Румынии, что, как бы ни была желательна ее помощь, она вовсе не является необходимостью и что, если эта страна хочет в дальнейшем получить желаемые компенсации, она должна быть готовой предоставить союзным армиям эффективную помощь своими армиями там и в той форме, которую мы потребуем».
Затем, в связи с растущими потерями на Западном фронте, Ж. Жоффр изменил свою точку зрения, полагая, что полмиллиона румынских солдат будут способны отвлечь не только болгар от Салоников, но и немцев от Вердена.
Россия была категорически против, причем МИД и военное руководство страны выступали в этом вопросе единым фронтом.
Приходится читать (например, у А. Керсновского), что русское командование упустило блестящую возможность разгромить Австро-Венгрию, нанеся удар через румынскую территорию на северо-восток, чтобы перехватить карпатские перевалы.
«Этот полководческий маневр был начертан на карте. Его страшились Гинденбург и Конрад. Но его совершенно не замечал злополучный Алексеев. Никогда еще отсутствие у него творческой интуиции не сказывалось с такой трагической очевидностью, как в августовские дни 1916 года! Сама судьба протягивала ему ключ к победе, и он его не взял — и даже не заметил».
В виде исключения выступлю на стороне М. Алексеева: при низкой дорожной связности румынской территории такая операция не проходила. Она требовала слишком много времени, причем все это время южный фланг наступающей группировки был бы либо совершенно открыт, либо прикрыт румынскими войсками, что примерно одно и то же.
Русское командование подозревало, что вступление Румынии в войну приведет лишь