И, конечно же, он был доверенным лицом герцога. Другому такую должность не доверят. Этот славный муж уже пересёк линию полувека своего существования, он всё уже видел и пробовал, но излишествами себя не отягощал. В хороших покоях, но не таких, как у Волкова, он сидел в кресле, в шубе и берете, под шубой его была видна золотая цепь богатой работы с гербом дома Ребенрее. Лицо тяжёлое, с бородой, глаза холоднее свинца.

Барон был тут же, стоял у окна. На Волкова не глянул даже, делал вид, что его тут нет. Кавалер сразу понял: ему придётся говорить одному. Хорошо, что он надел с утра ни колет и шоссы с туфлями, а стёганку и штаны с сапогами. Он выглядел так, как нужно. Как подобает выглядеть рыцарю божьему.

Кавалер низко поклонился:

— Кавалер Фолькоф, хранитель веры и рыцарь божий.

Но не был удостоен даже кивка. Обер-прокурор сразу начал:

— Кто дал вам право и чьим именем вы совершаете поступки свои? Отчего чините беззаконие и разбои?

Волков понял, что говорить о деле барона сейчас не нужно, барон с испугу замашет руками и начнёт убеждать обер-прокурора, что он тут не при чём. И потому просто сказал:

— Разбоев я не чиню и беззаконие не делаю. Я рыцарь божий и всё делаю по велению Господа.

— Честных людей в застенки кидаете? Имущество их грабите? От имени Господа всё?

— От имени Господа, — твёрдо отвечал Волков, как он благодарил небо, что с утра надел простую солдатскую стёганку и совсем уже не новые сапоги. — Все, кто невиновен, будут отпущены. А виновные понесут наказание.

— А уж не вы ли судьёй будете? — повысил голос граф Вильбург. — Может, герцог наш, наделил вас правом судить у себя в землях, так откройтесь, скажите мне об этом. Мне по должности сие знать полагается.

— Герцог не наделял меня правом судить, — спокойно отвечал Волков. — Я судить и не буду.

— Так отчего вы взяли на себя обязанности стража, кто разрешил вам хватать достойных людей и кидать их в тюрьму? Кто вас вообще сюда звал? — всё сильнее злился граф.

— Я был тут проездом, — Волков говорил спокойно, чтобы хоть как-то сдерживать обер-прокурора. — В гостинце «Безногий пёс» на меня напали, почти ослепили и пытались убить. Это была ведьма Вильма и её банда, они украли у меня меч, — кавалер положил руку на эфес, — этот меч прошёл со мной много битв. Он был дорог для меня, я решил найти его, и принялся искать, как только выздоровел. И ужаснулся тому, что тут творится.

— Не вам, судить! Не вам… — закричал граф. Он даже встал из кресла. — Нашли свой меч, так убирайтесь вон из нашей земли.

— Я бы так и поступил, не будь тут столько ведьм! — холодно произнёс кавалер. — И ведьмам потворствовала власть местная.

— Не вам судить! — крикнул обер-прокурор. — Не вам!

— Не мне, — согласился Волков. — Судить их будет Святой Трибунал Инквизиции. Я уже отписал в Ланн архиепископу, просил прислать сюда Трибунал, ибо подлых жен здесь безмерно.

— Не бывать тут попам из Ланна, — холодно говорил обер-прокурор, — не бывать!

— Так кто же воспрепятствует Святой Инквизиции, — спокойно спросил Волков, глядя на графа исподлобья, — разве что еретик какой?

Вильгельм Георг Сольмс, граф Вильбург, фон Ребенрее и обер-прокурор герцога, подошёл к нему так близко, что Волоков запах его духов чувствовал, и произнёс:

— Завтра утром в ратуше, после заутрени, при мне и городском совете, вы представите неопровержимые доказательства вашим словам, слышите? Неопровержимые доказательства бесчинства подлых жён в городе и связи с ними городского головы. Иначе я велю вас арестовать. И препроводить вас в город Фёренбург, который вы ограбили в прошлом году.

— Я не грабил Фёрнебург, я убил там Левенбаха и тридцать его людей, еретиков. Я спас от поругания священную раку. Я сжёг там чернокнижника и упокоил десятки мёртвых, — отвечал Волков.

— Если завтра вы не убедите меня и городской совет Хоккенхайма в том, что бургомистр и ведьмы знались, вы обо всех своих подвигах расскажите судьям Фёренбурга, — ехидно отвечал обер-прокурор. — А пока вам и вашим людям я запрещаю покидать город.

Волков поклонился и вышел из покоев, и тут же в коридоре его догнал молодой и, видимо, знатный человек из людей графа, он остановил кавалера и сказал достаточно высокомерно:

— Кавалер, граф просит вас освободить для них ваши покои. Они всегда живут в них, когда приезжают в Хокенхайм.

Будь этот человек не так заносчив, Волков не стал бы задираться, но тон молодого человека покоробил его, и он ответил:

— Так отчего граф сам не просил, — ещё и на «ты» обращаясь к посланцу графа, — а тебя прислал. Пусть сам мне о том скажет. И тогда я уступлю ему свои покои.

Молодой человек побледнел и хотел что-то сказать, но Волков перебил его:

— Ступай, скажи своему господину.

Повернулся и пошёл, но ушёл недалеко, ещё на лестнице его догнал барон фон Виттернауф, схватил за рукав стёганки, заговорил быстро и взволновано:

— Отчего же вы были так дерзки с графом, безумец.

— А почему вы меня ни словом не поддержали? — задал барону вопрос Волков.

— Так что же я мог сказать?

— А то, что я действую в городе не своею волею, а вашей! Вашей, и вы говорили мне, что на то есть санкция герцога, а как приехал обер-прокурор, так санкции герцога, вроде, и нет уже. Как так, барон?

— Обер-прокурор не должен знать, что мы тут ищем, — отвечал барон, стараясь говорить тише, чтобы их не слышали. — Не нужно ему знать про это.

— Между прочим, барон, в городе Фёренбурге за меня назначена награда, и там меня грозиться четвертовать, — зло говорил Волков.

— Я не допущу этого, — обещал барон.

— Да уж, не допустите, — едко сказал Волков, — и вообще мне кажется, барон, что только вы заинтересованы в тех бумагах, которые мы тут ищем, эти бумаги — какая-то ваша оплошность, о которой герцог ещё не знает. Так это?

— Нет-нет, — говорил барон, — герцог знает об этих бумагах, он в курсе всех наших дел.

— Хорошо, если так, — сухо сказал кавалер, глядя ему в глаза, — уж очень мне не хочется ехать в Фёренбург.

— Вы только найдите доказательства для обер-прокурора. Найдёте? — барон шёл рядом с Волоковым, забегал вперёд и заглядывал ему в лицо, с надеждой повторял. — Найдёте?

— А что, у меня есть другой путь? — зло спросил Волков, останавливаясь. — Думаю, что нет. Сдаётся мне, что в этом деле, я могу рассчитывать только на себя.

— Нет-нет, герцог вам поможет. Герцог вам поможет.

Кавалер даже не глянул на него, сел на коня и поехал в тюрьму.

Помещение для «бесед», было новым, как и сама тюрьма. Здесь всё было заставлено замысловатыми устройствами, которые помогли бы человеку говорить без лукавства и хитрости. Некоторые из которых Волков в деле даже и представить не мог, так затейливы были они. Но все они были страшны и зловещи. Кавалер сел за стол. Рядом расположился брат Ипполит, положив перед собой кипу бумаги и чернила с перьями. Тут же был Сыч, стояли напротив и местные палачи, люди видных физических достоинств и большого опыта. Все ждали, когда кавалер начнёт, а он не начинал, всё думал и думал, молчал. Ему стоило как следует подумать. Дела его были не просты. Думать или бежать, прихватив сундуки. За реку или к еретикам. В сундуках денег было море. Может, тысяч десять, а то и больше. Может, пятнадцать. Они бы с Брюнхвальдом могли попробовать уйти. Сесть на баржу и уплыть. Если, конечно, Брюнхвальд с его непомерной гордостью согласился бы на это. Или остаться тут, рискуя поехать завтра же в Фёренбург в кандалах, и доказать городскому совету, что бургомистр был в сговоре с ведьмами. Но как это сделать?