по его словам, в первый рабочий день его пригласили в совсем другой офис, и когда он вошел, некоторые временные сотрудники там сидели за раскладными столиками – даже не в кабинках – и всюду болтались провода, потому что вай-фай сочли небезопасным. (В конце концов Polo все же переехала в другой офис.) Через четыре месяца он уже начал искать новую работу, потому что владельцы, совершенно очевидно, не вкладывались в биржу. При растущих как на дрожжах объемах торговли она бы долго не протянула.

Хотя его непосредственной начальницей считалась Джулс, с начала работы он почти не видел ни ее, ни Майка. В офисе они не появлялись, хотя на первую встречу с ним приехали оба. Это его смутило – с чего он такая важная птица? Когда он спросил о доле в компании, ему ответили, что это даже не обсуждается. И хотя до этого Тайлер работал в престижной фирме финуслуг Fidelity, он был все еще слишком неопытен и потому не знал, что для стартапа это довольно необычно.

Кое-кто на бирже заподозрил, что Джулс, Тристан и Майк планируют продать Polo. Среди «звоночков» были полное равнодушие к улучшению сервиса, тот факт, что после долгого сопротивления KYС они вдруг поставили его в приоритет, и, наконец, новая начальница – Руби.

Руби запретила встречаться между собой лично некоторым сотрудникам – например комплаенс-менеджеру и Джонни, руководителю службы поддержки, – даже если им надо было принять какое-то совместное решение. Хотя тут одним из доводов могло быть то, что владельцы не хотели снимать и оплачивать жилье сразу для обоих. Так произошло, даже когда Джонни, проживавший в Бразилии, приехал в Бостон на встречу с комплаенс-менеджером. Ему отменили бронирование, так что пришлось ночевать на диване в номере Руби. Когда он пожаловался, Джулс ответила, что если ему что-то не нравится, то он может сам купить себе билет и лететь домой. Во время этой поездки, несмотря на личное присутствие в офисе и возможность поговорить с сотрудниками и некоторыми фрилансерами, Руби запретила делать это и велела общаться исключительно в чате, чтобы она была в курсе переговоров.

Кто-то из работников все-таки смог попросить Джонни узнать у владельцев, не продают ли они Polo. Им почти не помогали с завалом запросов от клиентов. Начинало казаться, что компания больше не интересует Джулс, Майка и Тристана – словно все здесь работают только для виду. Это придало Джонни смелости, и, когда Руби подошла к нему во время перекура, он посмотрел ей в глаза и совершенно серьезно спросил: «Нас продают?»

Она потупила взгляд и отвернулась, но, перед тем как уйти, чуть повернула голову и сказала: «Конечно, нет».

Но по выражению ее лица он понял, что она лгала.

В преддверии «ДевКон 3» в Канкуне 1 ноября 2017 года Мин пребывала в растерянных чувствах. Даже обычные разговоры по скайпу без предупреждения сворачивали на личные темы. На простую просьбу, чтобы купить сотруднику билет «премиум-эконом», а не «эконом», она отвечала «Пожалуйста, не тролльте меня сегодня», а дальше: «Это тяжело, умерла моя 16-летняя собака». Она сама признавала, что находится не в лучшем состоянии: «Для новеньких: мне нельзя ничего писать во внутреннем канале, если я не спала 30, 40 или 50 часов. Вы поймете, что у меня бессонница, потому что увидите удаленные посты (когда я не смогу удержаться)».

Тем временем в рядах Ethereum роптали все громче – от нее хотели избавиться. Виталик и сам все сильнее убеждался, что так и стоит поступить. С такой высокой стоимостью эфира фонд располагал кучей денег, но по вине Мин проекты недополучали финансирование. А лично Виталику хотелось бы засыпать деньгами всех, кто это заслуживает. Пока все упиралось в Мин, ручеек не превратился бы в поток еще целую вечность, а ее-то у них как раз не было, потому что к запуску готовились блокчейны-конкуренты со смарт-контрактами. Виталик уже понял, что без нее фонд не развалится. Тем летом в IC3, когда взломали Parity-мультисиги, он впервые заявил Хадсону, что хочет уволить Мин. Хадсон, не разобравшись в ситуации, ответил, что она хорошо справляется. Но у Виталика все равно оставалось впечатление, что большой поддержки она не найдет.

Он не знал, как много людей в EF считали ее деспотичной. Они уже не могли говорить что хотели и думали, Мин ведет себя так, будто на дворе все еще осень 2015 года и эфир торгуется ниже 1 доллара, а не поднялся до 200–300. Она все усложняла, даже такую простую процедуру, как прием программиста на работу, не говоря уже о распределении грантов. Еще люди чувствовали, что в фонде процветает организационная неразбериха.

К этому времени некоторые программисты впадали в стресс от одной только мысли о звонке Мин, потому что никогда не могли предугадать, будет звонок деловым (пусть и с ее типичными отступлениями) или их ждет очередной скандал. Некоторые, даже когда вопрос должен был решать исполнительный директор, искали способы обойтись без нее. Другие просто не выдержали борьбы с Мин и ушли из фонда.

Эти трения заметил даже новый друг Виталика. Будучи вне фонда, он представлял Ethereum единой структурой, но, погрузившись в организационные процессы, осознал, что есть три лагеря: исследователи, команды разработчиков и сам фонд – то есть, по сути, Мин. Новички, если с Ethereum их знакомил Виталик, воспринимали этот децентрализованный проект легко и непринужденно, тогда как Мин выдавала речи, достойные исполнительного директора традиционного фонда. Она больше не соответствовала самой философии Ethereum. Один из работавших с ней бок о бок полагает, что ее даже не интересовал блокчейн. Люди удивлялись, что Виталик жил в Сингапуре и создал там компанию отдельно от EF; они опасались раскола.

Напряжение вокруг Мин контрастировало с криптовалютной эйфорией, в разгар которой в среду 1 ноября началась конференция «ДевКон 3» в Канкуне. Начав год с 8 долларов за 1 ETH и рыночной капитализацией в 731 миллион, Ethereum приблизился к 300 долларам за ЕТН и 28 миллиардам общей стоимости. Биткойн тоже был в ударе: стартовав в январе с 1 011 долларов за 1 BTC и рыночной капитализацией в 16 миллиардов, он пришел к 6 395 долларам и 106,5 миллиарда. Крипторынок в целом, начав 2017 год с 18 миллиардов, в тот день закрылся уже на 188 миллиардах. Биткойн регулярно мелькал в эфире CNBC – как рассуждал один эксперт: «Если это 5 % рынка золота, то через пять лет 1 BTC будет стоить 25 тысяч долларов – а сегодня стоит 3 300 долларов»; доставалось