– Смотри, вот он! – Ставрос ткнул в пару пирсов, которые были длиннее остальных.

Между них висел уже готовый корабль, непохожий на остальные – сбоку он чем-то напоминал финский нож: гладкий, длинный и узкий корпус обитаемой части, длинная многогранная призма двигательного отсека, а между ними, из толстой муфты реакторного, торчали здоровенные шипы гипердвигателя. Правду говоря, Антон еще никогда не видел таких громадных гипердвигателей – он один был величиной со стандартный крейсер, а уж его мощность, наверняка…

– «Мстислав», первый корабль шестьсот семидесятого проекта, – возбужденно продолжал перечислять Ставрос. – Рейдер сверхдальней разведки – таких кораблей на Земле еще не строили. Шестьсот метров в длину, масса покоя – миллион восемьдесят тысяч тонн, экипаж – полторы тысячи, две эскадрильи истребителей, дюжина разведывательных катеров, оружие – четыре осевых рельсовых двухсотвосьмидесятимиллиметровки, сорок универсальных комплексов, ракеты… Гиперскорость на порядок больше, чем у любого современного корабля, на одной заправке может пройти две тысячи светолет и вернуться. И мы будем на нем служить! Антон, мы на нем будем служить!!! – Эллин даже захлебывался от восторга, его распирало от восхищения – кораблем, самим собой, миром и сверкающим будущим.

Антон кивнул. В это до сих пор верилось с трудом – но, раз уж выпал такой шанс, мальчишка вцепился в него руками и ногами. Глубокий рейд по тылам Чужих обещал быть… интересным, особенно с учетом состава экипажа – в него входили две сотни дипломатов, ксенологов и людей из военной разведки, группа инженеров и ученых, чтобы прямо на месте разбираться с разными образчиками техники Чужих, а также пластунский батальон в полном составе. Говорили, что будут на борту и люди с особой миссией. Антон понимал, что они в любом случае БУДУТ – такого рода рейс никак не мог обойтись без участия земных спецслужб, – но вот КТО это был, он, скорее всего, никогда не узнает, даже если будет жить с ними в одной каюте, что было все же несколько обидно. Экипаж рейдера набрали из тех, кто участвовал в достопамятном победоносном сражении, – поскольку опыта лучшего и большего просто не было ни у кого на флотах. Двенадцать таких рейдеров должны были осуществить скрытный прорыв в глубину территорий Чужих – далеко за линию фронта. Прорваться – и вернуться через полгода – два года, сроки были различные в соответствии с заданиями. Вернуться и привезти то оружие, которого катастрофически не хватало Земле: информацию. Как можно более обширную и подробную[33].

С того момента, когда после неясно зачем проведенного конкурса, в котором они оказались в числе победителей, юнги дали уже вполне ясную подписку, они фактически не принадлежали себе. И проживание, и этот перелет – последний перед прибытием на борт – находились под плотным контролем. Чего стоили капсулы, вшитые всем членам экипажей, даже дворянам, – активировав такую капсулу определенным сложным переплетением пальцев и рук, «подшитый» умирал в течение долей секунды…

…– Добро пожаловать на борт «Мстислава», юнги, – офицер-впускающий у шлюза посмотрел на браслет. – Ставрос Навкатос – каюта Ю семь, Антон Шевардин – каюта Ю восемь, можете располагаться и быть свободными в пределах палубы до вечернего построения.

– Разрешите вопрос… – начал Ставрос, на что офицер коротко ответил:

– Нет, – и показал рукой в коридор. – Прямо, первый лифт слева, три цифры вниз.

– Вот так, – поучительно и значительно сказал Антон, толкнув друга, когда они вышли из лифта.

Ставрос выглядел несколько обалдело и даже не огрызнулся. Навстречу прошли двое молодых мужчин – в военной форме, но было отчетливо видно, что она им «не родная». Разговор у них шел о квантовой механике…

– Ты зайдешь, когда разложимся?

– Зайду… в пределах палубы, – Ставрос головой помотал даже. – Ну и да. Вот это да так да.

– А ты чего ожидал? – Антон отвесил другу точный легкий пинок и, быстро открыв дверь каюты поднесенной ладонью, шмыгнул туда.

Ю8, несмотря на стандартное название, оказалась совсем не стандартной каютой. Во-первых, она была вдвое больше обычных кают Ю. Санузел помещался в отдельной секции, а не в выгородке. Имелся сейф и рабочий стол с полным набором аппаратуры и креслом; аппаратура оказалась подключенной к общей системе информации и связи корабля и корабельной библиотеке. Большущий экран позволял настраивать земные – и не только – пейзажи, музыку…

Но, если честно, Антон вдруг заскучал по своей каюте на линкоре. А все-таки жалко было его оставлять… так жалко… И сам корабль, и экипаж…

Он вздохнул и расстегнул сумку.

На самом верху лежал снимок-стерео. Антон медленно выпрямился и замер, глядя на него – как в окно.

Развалин поселка не было видно за плотной стеной стоящих вокруг Антона и пожилого крепкого атлета мальчишек.

Они стояли, как щит. Улыбаясь в объектив и спаявшись в единое неразрушимое целое закинутыми на плечи руками. Алели галстуки. Ниже снимок был плотно исписан именами, фамилиями и адресами. А в самом низу рукой Юрки Харитонова было подписано:

ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ С ПОБЕДОЙ

Мальчик шел по тропинке через лес уже восьмые сутки. Лес был незнакомый, страшный, наполненный звуками и угрожающим движением, тропинка – тоже протоптанная явно не людьми… Ему было всего одиннадцать лет, и он ничего не знал о планете, на которой оказался после того, как дипломатический корабль, вывозивший миссию землян с одной из колоний Брэссудзы, внезапно атакованной рейдерами врага, был сбит истребителями джаго, и спасательная капсула рухнула, разваливаясь, в синеватую зелень. В капсуле был только он и его трехлетняя сестра – их спас раскрывшийся над сиденьями парашют, мягко опустивший обоих на берег ручья.

Мальчик не знал, что на Хррауффе (так называли эту планету колонизировавшие ее несколько десятков лет назад скиутты) нет опасных хищников, нет даже крупных травоядных и птиц, и вообще довольно бедный животный мир. Найти аварийный запас еды он не смог, он вообще не смог найти толком ничего – капсулу разнесло капитально. Рядом оказалась тропа, и он пошел по ней, иногда ведя сестричку рядом, но чаще неся ее на спине или на руках.

Ему было очень страшно и ему хотелось плакать, но он не плакал, потому что мужчины не плачут никогда, так говорил отец. И он не знал, что отвечать на детские наивные вопросы сестры: а когда?.. а где?.. а мы?.. а что?..

Впрочем, последние двое суток она почти ничего не спрашивала и уже не шла сама – ослабла от голода. Только вечером, когда мальчик разводил костер и, садясь рядом с ним, прижимал малышку к себе и сипловато, неумело напевал ей песенку, она немного капризничала и требовала, чтобы спела мама, а потом немного хныкала, потому что мама не шла и потому что очень хотелось есть.