— Празднуете, пируете? — заорал Мстислав. — Рады до смерти, что пристроили дочь, несмотря на то, кто она такая?!

Купец спросил в недоумении:

— Что случилось, зяте? Почему ты врываешься в дом, будто неприятель, непонятные речи молвишь, не сказав никому «здрасьте»?

— Обойдётесь! Подлые, поганые. Христианские выродки. Или вы не знали, что Найдёнка — моя сестра?!

Вся семья варяга онемела от ужаса. Фёкла стала отчаянно креститься, муж её выпучил глаза, у Меланьи раскрылся рот.

— Как — сестра? Почему — сестра? — наконец опомнился Иоанн.

— Потому!.. Ублюдки... Мать — княгиня Ольга, а отец — Свенельд, вот почему!

Бедная Найдёна, потрясённая сказанным, потеряла сознание и сползла под стол. Братья кинулись поднимать её. Фёкла продолжала креститься, одурело уставившись в красный угол с иконами.

— Да-а, дела-а... — произнёс купец. — Не поклёп ли это?

— Можешь сам спросить у любимого попика Григория!.. В общем, так: нам совместно больше с ней не жить. Барахло Найдёнкино принесут завтра поутру. И уродца вашего — Брыкуна — вместе с ним. Мне чужого добра не надобно. И не вздумайте затеивать свод — раздавлю, как поганых вшей. Любопытным же говорить: разлюбились, мол, и рассорились, не желают друг дружку видеть. Слышите, мальцы? — обратился он к Фёдору и Павлу. — Если трепанётесь — убью! — И Свенельдич вышел, хлопнув дверью.

Наконец Меланья очнулась, выпила воды, посмотрела здраво.

— Как ты, душенька? — спросил Иоанн.

— Отпустило вроде бы... Лют ушёл?

— Да, сказал, что тебя бросает... Завтра принесут Брыкуна. И твои пожитки.

— Ну и ладно. Мстиша мне давно надоел. — Посидела, подумала и отрезала: — А вообще пусть не задаётся. Коль я дочка княгини Ольги, стало быть, знатнее его. Управлять могу вместо Ярополка!

— Господи, о чём ты? — изумился купец.

— Не волнуйся, тятенька. Я ещё на киевский стол не села. Но уж коли сяду, не обижу вас, моих благодетелей! — и в её улыбке Иоанн действительно разглядел абсолютное сходство с бабушкой Владимира...

* * *

...Жеривол взял фонарь со свечой внутри, а Паисию дал ремень с ножнами и мечом. Но предупредил:

— Это на крайний случай. Если мирно не удастся пройти.

Вышли на крыльцо. Из других дверей выглянула Меньшута. Догадавшись о целях мужчин, стала умолять:

— Дяденьки, возьмите меня с собой. Не могу в четырёх стенах сидеть и томиться.

Но кудесник сказал решительно:

— Не проси, не надо. Что могла, ты уже проделала: поведала нам о случившемся. Остальное — дело мужчин.

Девушка захлюпала носом:

— Вы вдвоём не сдюжите...

— От тебя тоже проку мало.

— Ладно, до ворот провожу хотя бы.

Во дворе к ним примчался добродушный Полкан. Стал визжать и прыгать.

— Тоже хочет с вами, — усмехнулась Меньшута.

— Чтобы лаем разбудить всю охрану? Нет уж, не возьмём, — отрицательно взмахнул рукой Жеривол.

Вышли за ворота. Тёмная промозглая ночь обнимала Киев. Лужи, стянутые неокрепшим ледком, жалобно хрустели, будто новый пергамент.

Пёс Полкан продолжал скулить. Он царапал ворота лапами, словно говорил: «Ну пусти же, пусти, этим людям без меня будет очень трудно».

— Так и быть, — вздохнула Меньшута. — Чай, не помешаешь... — и открыла дверку.

Радостно вильнув клочковатым хвостом, пёс выскочил на улицу. Девушка закрыла засов и направилась к дому.

Жеривол и Паисий обогнули детинец.

— Мы куда? — произнёс болгарин по-гречески.

— Для начала — налево, — буркнул волхв.

За детинцем начинался так называемый городок Кия — самая старая часть укрепления, в том числе и капище. Многолюдные праздники проходили на Лысой горе, за городом; здесь же стояла небольшая постройка: круглая, типа современной ротонды, с отверстием в крыше; в эту дырку поднимался дым от жертвенного костра; зажигали его по праздникам — 26 декабря, в день бога Рода, 1 марта, на славянский Новый год, и 24 сентября, в «именины овина», в честь Сварожича. В остальное время капище было закрыто и входить в него разрешалось только Жериволу.

Волхв чиркнул кресалом и зажёг свечу в фонаре. Вынул ключ — длинный, с хитроумной бородкой, осветил замок на двери святилища и открыл его, повернув головку ключа три раза. Вместе с чернецом отворили дверь. Петли взвизгнули. Брат Паисий, меленько крестясь, поспешил вослед за кудесником.

В капище было сыро. От огня свечи инок разглядел круглый жертвенник из камня, справа и слева — две ниши, в каждой — идол. Жеривол сказал:

— Первый — Род, а второй — Сварожич, сын Сварога, бога неба... Да простят меня всевышние, что вторгаюсь в полночный час в их обитель с мирскими целями. Бо святое действо творю: сына спасаю от погибели... — И взглянул на брата Паисия: — Помоги сдвинуть жертвенник.

Камень был тяжёлый, весь покрытый копотью. Медленно, со скрипом отъехал. В нос ударил застоявшийся воздух и запах прели: брат Паисий увидел в земле яму. Он провёл рукой по щеке и оставил на коже чёрный сажный след.

Жеривол осветил ступеньки и спустился первым. Вскоре они уже продвигались по довольно узкому подземному коридору, сплошь поросшему мерзкой плесенью. Здесь дышалось трудно. Пот по лицу катился градом. Шли, казалось бы, бесконечно долго, и монах с замиранием сердца думал, что одно неловкое движение — потолок подземного хода рухнет и завалит их заживо.

В это время Полкан, пробежав по следам вдоль стены детинца, оказался у капища. Помогая себе лапой, мордой приоткрыл плохо затворенную дверь, юркнул внутрь и, обнюхав жертвенник, устремился вниз.

Жеривол осветил новые ступеньки. Произнёс:

— Выход в княжьи хоромы, близ медуши и прочих складов. Рядом — стража. Надо незаметно пройти у кузни. Там воротца острога, за которыми — узилище. Ясно?

— Ясно.

Уперевшись в потолок спинами и плечами, яростно пыхтя и пружинясь, сдвинули второй камень. От притока свежего воздуха сделалось полегче. Жеривол загасил свечу. Выбрались на землю и, стараясь ступать беззвучно, устремились в сторону узилища — части детинца, отгороженной крепкими столбами, заострёнными сверху; тут и содержались в ямах преступники.

Вслед за Жериволом и иноком выскочил на воздух Пачкан. Лапы его семенили неслышно. Только ноздри фильтровали важные и неважные запахи, а кудлатый хвост вытянулся в струнку — как у гончих псов, идущих по следу.

У ворот острога горела свеча в фонаре и ходил часовой с угрожающей секирой на длинном копье. Жеривол вытащил мешок, всыпал в него что-то из коробочки, извлечённой откуда-то из-под балахона, и