– Значит, твой папа вернулся? Рад за тебя, Лулу.

И он говорил совершенно искренне.

Папа улыбнулся.

– Пойдем, приятель. Тут еще много зеркал. – Лукас в недоумении уставился на него, но потом в его глазах вспыхнуло пониманием.

Мгновение спустя он уже снова держал в руке молот и крушил зеркала. Все, кроме того, в котором был заключен Уолтер. Из одного зеркала вылез Отто, из другого Стромбо, из третьего влюбленные клоуны, и наконец – женщина с каштановыми волосами и зелеными, как у Лукаса, глазами.

– Мама! – воскликнул он и отбросил молот, чтобы обняться с ней. Они бросились навстречу друг другу как два человека, уже не надеявшихся увидеться снова. Впрочем, так оно и было.

Назавтра был День независимости, и мы закатили вечеринку на центральной аллее. Отто раздобыл фейерверки. Я смотрела, как небо озаряется сине-бело-красными огнями, сидя в окружении моей вновь обретенной семьи. Большинство сотрудников, которых нанял Уолтер, разбежались. Несколько человек остались, пообещав папе вести себя хорошо – а если и плохо, то только по его правилам.

Карусель усилиями Мефистофика играла «Звездно-полосатый флаг» и «Желтую розу Техаса».

Папа рассказал мне, как однажды к нему в трейлер вдруг явился Уолтер, заявивший, что потратил все деньги жены на Азатота – демона столь отвратительного, что его сил хватило бы на что угодно. Он сказал: или отдашь мне карнавал по-хорошему, или тебе придется худо. Папа сказал, что ни за что не отдаст ему карнавал и что исчезновение жены Уолтера кажется ему очень подозрительным. Тогда дядя Уолтер с помощью Азатота и заточил папу в зеркало. Туда он отправлял всех неугодных ему людей, в том числе свою жену.

Папа подружился с мамой Лукаса, пока они были в заточении.

– Она хорошая женщина, – сказал он. – Уолтер манипулировал ею. Он не мастер карнавального дела, а просто ловкий мошенник. Вот только Уолтер не учел две вещи, – продолжал папа, нежно положив руку мне на голову. Мы сидели на траве и ели карамельный попкорн. – Он недооценил Мефистофика. Если карнавальный демон никого не мучает, это еще не значит, что он слабый. Мефик – один из старейших и мощнейших демонов в мире. Неудивительно, что он заглотил Азатота целиком, как только восстановил силы.

– А что еще он не учел? – спросила я.

– Тебя. Умница Лулу разгадала коварный план Уолтера. Я так тобой горжусь.

Я обняла его.

– Спасибо, пап.

Он отстранился.

– Я заметил у тебя в киоске брошюры колледжей. Я не был уверен, что делать с деньгами, которые карнавал заработал при Уолтере, и собирался отдать их на благотворительность. Но я уверен, что там хватит тебе на колледж.

Я кивнула.

– Хочу изучать бизнес-администрирование. Научиться управлять карнавалом, чтобы когда-нибудь взять все дела на себя.

Отец гордо улыбнулся, но не успел он ответить, как нас прервал чей-то взволнованный голос.

– Можно… можно мне поговорить с Лулу?

Это был Лукас. Он переоделся из привычных футболки и джинсов в брюки цвета хаки и рубашку. Загорелый, живое воплощение лета.

Отец посмотрел на меня, и я кивнула. Он встал, бросил на Лукаса преувеличенно грозный взгляд и пошел к остальным. Отто рассказывал Стромбо, маме Лукаса и Ариадне про саксов и норманнов. Стромбо поглаживал Трокмортона.

Лукас уселся рядом со мной. Над нами все еще палили фейерверки, и я хорошо видела его лицо: зеленые глаза, серьезное лицо, зачесанные назад черные волосы. С виду просто пай-мальчик, но я-то с ним целовалась и знала, что это не совсем так.

– То, что я говорил вчера… – начал он, – когда выпил любовное зелье. Я…

– Ты это не всерьез, – быстро сказала я. – Я все понимаю.

– Нет, я не это хотел сказать. – Он сосредоточенно смотрел вдаль, кусая губу. – Я помню, что ты говорила про любовное зелье: что от него голова как будто забивается плохими стихами. И я понял, что ты имела в виду, потому что от настоящей любви Мефистофика бы не стошнило.

Я нервно рассмеялась.

– Ладно, прозвучало не совсем так, как я задумывал, – признал Лукас. – Но я видел, как ты боролась за этот карнавал. Чтобы спасти его, твоих друзей, отца, Мефистофика. Меня восхищает, как ты любишь это место. И это навело меня на мысль, что истинная любовь, не открыточная и не навеянная любовным зельем, – это пугающая, мощная и удивительная штука. И мне кажется… Мне кажется, я начинаю в тебя влюбляться.

Мое сердце запело, как колокольчик на вершине башни с наковальней.

– Правда?

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

– Правда.

Я коснулась его щеки.

– Я тоже. – И я поцеловала его. Кажется, я слегка испортила его образцовый вид, взъерошив его волосы так, что они стали торчать во все стороны, и измяв рубашку. И он, кажется, сделал то же самое со мной.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, мы оба улыбались.

– Но ведь ты уедешь, – воскликнула я, вдруг запаниковав. – Ты уедешь домой с мамой. Мы больше не увидимся.

Лукас покачал головой.

– Мама хочет вложить деньги в карнавал. Я сказал ей, что мне здесь было очень хорошо. Что это единственное место, где я был счастлив, пока был с Уолтером, – он улыбнулся, и от его улыбки ночное небо словно озарилось. – Она сказала, что я могу остаться, и вы с папой научите меня управлять карнавалом. Если ты, конечно, не против.

Я притянула его к себе и поцеловала.

– Если только мне не придется снова вытаскивать тебя из аквариума.

Лукас засмеялся.

Я уютно устроилась в его объятиях. Звуки фейерверков стихали, в небе порхал Мефистофик, и его крылья четко вырисовывались на фоне луны.

Дженнифер Э. Смит

Тысяча раскладов, при которых все пойдет не так

Заметив его на другом конце ряда в супермаркете, я замираю. Не то чтобы я не хотела его видеть. Вообще-то я все лето надеялась случайно с ним столкнуться. Глядя на него сейчас – все те же штаны цвета хаки, голубая рубашка и стоптанные шлепанцы, волосы чуть длиннее, чем когда я в последний раз пялилась на его затылок на уроке испанского, – я не могу поверить, что прошло всего шесть недель.

А кажется, что целая вечность.

В последнее время я часто представляла себе нашу случайную встречу, придумывала сложные сценарии: он пройдет мимо, когда я гуляю с друзьями на пляже, и мы решим прогуляться вместе и поболтать, или он зайдет в закусочную, как раз когда я рассказываю какую-нибудь особенно смешную шутку, а все вокруг хохочут, восхищаясь моим искрометным юмором, и небрежно подойдет к нашему