Он очнулся, стоя уже одетым у порога и сжимая в ладони медную ручку двери. Ив, по-прежнему лежащая голой в постели, неотрывно смотрела на него, и в ней было всё и не было ничего. Она спала с ним, но она не верила ему, он для неё просто не существовал.

— Прощайте, месстрес, — сказал Марвин.

Он спустился во двор замка как в тумане, в тумане же зашёл на конюшню и сам оседлал Ольвен, радостно зафыркавшую при виде совсем позабывшего её хозяина. Выехав за ворота, он по-прежнему думал о взгляде, которым его проводила Ив. Чего она теперь ждала? Чего она теперь ждала бы от Лукаса, если они и впрямь так похожи? У Марвина не было ответа на эти вопросы. Нет, он не был Лукасом, у них ровным счётом ничего общего, кроме желания побеждать, и, кажется, Марвину снова придётся искать другой способ поквитаться. Потому что его навыки здесь бесполезны, а приемами Лукаса, похоже, ему вовек не овладеть.

Марвин понял, что едет по направлению к озеру, возле которого встретил сперва Хозяйку Мекмиллена, а потом и Рысь, — и воспоминание об этих встречах, случившихся будто в прошлой жизни, наконец вернуло его к реальности. Проклятье, о чём он вообще думал?! Уму непостижимо! Да ведь он ехал в Мекмиллен не для того, чтобы трахать его хозяйку, а для того, чтобы напасть на след герцогини, а теперь что делать?! Спору нет, Ив его больше и на порог не пустит. Ну, что, может быть, ещё разок себя подрезать, вдруг она опять сжалится, а там, глядишь, снова в постель затащит? Эх, Марвин, совсем уже плохи твои дела, если одна только память о Лукасе из Джейдри и стремление найти способ отомстить ему делают из тебя такого дурака…

Марвин остановил кобылу и стоял посреди заснеженного луга, в трёхстах ярдах от закрывшихся за ним ворот Мекмиллена и полустах — от кромки леса. Его лицо пылало, ныл располосованный бок, всё тело ломило, сердце выскакивало из груди, а голова, того и гляди, собиралась лопнуть. Это была трудная минута, адски трудная. И один только Единый знает, что сделал бы Марвин по её окончании, если бы не услышал крик. Высокий тонкий крик, едва слышный, но различимый — он нёсся от леса, как раз со стороны озера. Счастье ещё, что день стоял тихий — любой порыв ветра без труда заглушил и развеял бы этот крик. Но ветер утих, видать, перед снегопадом — небо быстро темнело, и гуща деревьев впереди становилась непроглядной.

Тем не менее Марвин с радостной готовностью пришпорил кобылу и помчался вперёд. И приступ внезапного благородства тут совершенно ни при чём: сейчас он был счастлив заняться чем угодно, а там, глядишь… Но он не довёл мысль до конца: скрип снега и хруст прошлогодних веток под копытами кобылы, а потом и под ногами Марвина заполнили весь его разум, и он позволил им это.

Озеро изменилось. В первый миг Марвин даже усомнился, то ли это самое — кто знает, сколько в округе прудов — но потом узнал ивовые заросли на другом берегу. Сейчас они были проломлены, словно там пробирался крупный зверь, а за ним, может быть, всадники… И все они упокоились на илистом дне.

Озеро больше не было сковано льдом. В центре его образовалась огромная полынья, пустившая трещины по всей поверхности льда. Лёд по краям всё ещё трескался и проседал у берегов, медленно уходя под чёрную воду, лишь отдельные небольшие льдины качались на потревоженной воде. Некоторые из них были вымазаны в крови: видимо, оцарапали животы животных, под тяжестью которых проломился лёд. Теперь стало видно, до чего же он тонок. Но там были не только животные, люди тоже, и один из них ещё цеплялся за самую крупную льдину, когда Марвин появился на берегу озера. Льдина уходила под воду под весом человека, и продержалась так долго лишь потому, что человек этот был ребёнком. Марвин успел заметить только тёмные волосы на затылке, и потом, когда к нему повернулось побелевшее лицо — искривлённый от ужаса рот, но этого ему хватило, чтобы узнать в ребёнке сына Ив.

— Держись! Я уже иду! — крикнул он и тут же понял, какую ошибку совершил. Мальчишка заметил его, сипло закричал, забился, и льдина, на которой он висел, выдержать этого не смогла.

— Не двигайся! — закричал Марвин, но его крик заглушил треск ломающегося льда. Мальчик кувыркнулся назад вместе с обломком льдины, оставшимся в его руках, ударился затылком о воду и ушёл ко дну.

Яростно выругавшись, Марвин сбросил сапоги и ринулся в воду. В первый миг она показалась ему кипятком, но уже через мгновение всё тело от пяток до темени пронзило ледяным колом. По счастью, озеро было совсем маленьким: Марвин достиг его середины в несколько гребков и, набрав полные лёгкие воздуха, нырнул. Мгновенно распахнул в воде глаза и крутанулся вокруг своей оси, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Он знал, что второй попытки у него не будет: в такой воде не пробудешь дольше нескольких минут, и то — молись, чтоб раньше не свело судорогой. Но ему повезло: мальчишка не потерял сознания и барахтался в воде совсем близко от него. Марвин ухватил его за волосы и внезапно нащупал под ногами опору. Вполне вероятно, что это был лошадиный труп, но выбирать не приходилось: Марвин с силой оттолкнулся от него и вынырнул на поверхность. Его лицо обожгло морозным воздухом, рядом, захлёбываясь, забился мальчик, но Марвин уже грёб к берегу, волоча его за собой.

Выбравшись из воды, Марвин перебросил мальчишку через колено и несколько раз ударил по спине. Мальчишка харкнул, и его тут же вырвало. Его глаза закатились, взгляд помутнел, а кожа была белой и затвердевшей на ощупь, и хотя Марвин чувствовал себя не многим лучше, думать о себе не было времени. Мокрая насквозь одежда жгла его тело, зубы отбивали дробь. Он запоздало вспомнил, что не удосужился в спешке привязать кобылу, и застонал.

— Ольвен! Ольвен, чтоб тебя…

К его изумлению, кобыла ответила ржанием. Марвин обернулся к ней, потянулся дрожащей рукой к пышущему спасительным жаром телу.

— Ольвен, умница, девочка моя…

Кобыла снова заржала, глядя мимо него. Рука Марвина застыла. Он взглянул туда, куда, странно застыв, смотрела его лошадь.

И увидел Хозяйку Мекмиллена, стоящую на другой стороне озера.

Да, она была похожа на Ив. Очень похожа. Но она не была Ив. Так же, как Марвин не был Лукасом. Однако он всё равно не мог отвести от неё глаз, пока одежда на нём затвердевала, пока индевели ресницы, пока тяжело кашлял мальчик, чьё холодное тело привалилось к телу Марвина. А Марвин только смотрел в глаза гайнели, холодные, как вода, в которой он только что побывал, и думал о том, что её кушак точно такого же цвета, как кровь, размазанная по льдинам, что плясали по тёмной воде.

— Хорошо, — сказала Хозяйка Мекмиллена и насмешливо улыбнулась ему. — Хорошо!

Свистнула, хлопнула свою лошадь по крупу и, развернувшись, унеслась в лес в вихре снежной пыли. И только когда она сгинула, Марвин понял, что, если бы она осталась, и он, и сын Ив замерзли бы насмерть, потому что, пока гайнель была рядом, Марвин не мог пошевелиться. Зато её уход словно влил в него новые силы. Марвин поднялся, снял с лошади попону и завернул в неё сына Ив, потом поднял мальчика с земли и, кое-как усадив в седло, вскочил на кобылу позади него.

— Сейчас, парень, сейчас, минутка ещё, — бормотал он, хотя прекрасно видел, что мальчишка наконец потерял сознание. Ольвен, тоже очнувшись от чар гайнели, без указки нашла дорогу меж кустов и завалин, и уже через несколько минут мчалась через луг сквозь хлопья повалившего наконец снега, обратно к замку Мекмиллен.