вызвали из-за Валиара Маркуса. Ему он не смел отказать, его признание было в вашем праве. А если бы отказал, вы бы только обрадовались предлогу с ним биться.

Раукус дотянулся до рукояти своего меча.

Исана коснулась его запястья, пожала, сколько хватило сил.

– А потом, отказав вам, он признал сына Септимуса от свободной. Сына, не владевшего ни единой фурией. И это после того, как он, в сущности, подстроил его дружбу с Максимусом. Нанес вам такую обиду…

Она подалась к нему, отчаянно ловя его взгляд. Серое небо быстро чернело.

– Мне жаль, страшно жаль, что так случилось. Что Алера так обошлась с вашей жизнью. Что вы потеряли любимую, что вынуждены были остаться с той, кого ненавидели. Это несправедливо, Раукус. Септимус ни за что бы такого не допустил. Но его больше нет. А вам, чтобы сохранить будущее для сына вашего друга и для своих сыновей, для всей страны, надо забыть обиду. – Она уже ничего перед собой не видела. – Прошу вас, Раукус, – говорила она, понимая, что сил едва хватает на шепот. – Я прошу вас пойти на страшный риск. Но без него никому ничего не останется. Пожалуйста, помогите нам.

Живот вспыхнул огнем. Но она не дернулась. Проще было не шевелиться. Где-то прозвучали шаги.

– Ария! – с мукой в голосе выкрикнул Раукус.

Холод. И темнота.

Глава 39

Шуар умирал.

Возвращаясь к кораблям, Тави видел: дороги последнего свободного народа Кании превратились в бойни. Правда, бо́льшая часть изливавшегося из тоннелей ворда растекалась к северу и западу, чтобы с беззащитного тыла атаковать укрепления, но еще множество рассыпалось по дорогам страны. Здесь им легко было перехватывать тех, кто бежал из охваченной паникой страны. Семьи канимских мастеровых, ремесленников лежали под открытым небом. Некому было позаботиться о телах. Рядом гнили туши животных.

Канимы не так просто давали себя убить. Тела волчьего народа были густо перемешаны с трупами ворда, а местами видно было, что собравшиеся большими отрядами канимы сумели отогнать убийц. Кое-где верховые разъезды, по-видимому, сами атаковали ворд, отгоняя его от дороги и оставляя на косогорах разбитые хитиновые панцири. И все же последние дни стали для шуаранов кошмарным потоком крови и смерти.

Когда непрерывный приток ворда из тоннеля прервался, а оставшихся больше не направляла холодная воля царицы, дороги стали безопаснее. Создания ворда по-прежнему рыскали вокруг, но их стало меньше, и бродили они наугад, без цели – хотя не стали менее смертоносными для тех, кого заставали в малом числе или врасплох. Конечно, стоило второй царице – той, что управляла осадой крепости, – перебраться сюда, от растерянности ворда и следа бы не осталось. Отряд Тави гнал таургов, выжимая из них все возможное. Дважды их атаковали блуждающие клочки ворда, но огненная магия Макса вкупе с балестами Варга и Анага еще на подходе сокрушала и панцири, и волю этих созданий, а вдали от выходов из тоннеля те вовсе исчезли.

Они ехали ночь и остаток дня, останавливаясь только напоить таургов. Примерно за час до заката у небольшого ручья им попались остановившиеся на отдых и водопой две сотни канимов. Все без доспехов, хотя у многих имелись серпы – привычное орудие жнецов, – но с длинными рукоятями. Несколько мастеровых были ранены, некоторые тяжело. Канимы никогда не были шумным народом, но молчание, охватившее эту толпу при виде отряда, давило как груз. Тави всем телом ощущал тяжесть их взглядов.

Он на миг усмехнулся, спросив себя: такими ли непонятными и пугающими кажутся канимам алеранцы, как алеранцам показался при первой встрече Варг с его эскортом.

– Позвольте, я с ними поговорю, – предложил Анаг.

Золотистый каним соскользнул со спины таурга, столь замученного, что тот даже не попытался укусить или боднуть спешившегося всадника. Анаг зашагал к высокому серо-золотистому каниму, сочтя его предводителем беженцев.

Тави подвел к воде своего таурга, а заодно и Максова. Рослый антилланец отдал все силы магии и бою в улье, так что теперь попросту повалился на землю и тут же уснул.

У ручья Тави оказался в одиночестве, не считая присмиревших от усталости и жажды таургов и единственного пережившего бой с вордом Охотника.

– Спасибо вам, – тихо обратился к нему Тави. – Вы со своими нас спасли.

Каним, глянув на него, дернул ушами, выдав и тут же подавив удивление. Затем он по-алерански склонил голову в поклоне.

– Как их звали? – спросил Тави.

– Неф, – проворчал охотник, – и K°.

– А ты?

– Ша.

– Ша, я сожалею об этой потере.

Охотник надолго замер, засмотревшись на струи ручья.

– У вашего народа в обычае петь над павшими, – тихо продолжил Тави. – Я слышал такую песнь. Есть ли, кому отпеть Нефа и K°?

Ша шевельнул лапой в жесте отрицания:

– Родичи давным-давно пропели над ними песню крови. Когда они стали Охотниками. – (Тави недоуменно покачал головой.) – Мы – мертвецы, – пояснил Ша. – Мы живем только для того, чтобы служить господину. И отдаем жизнь, когда она нужна. Став тем, что мы есть, мы теряем жизни: имена, семьи, дома и честь. Остается только служение.

– Но их жертва спасла жизни тысячам других, – сказал Тави. – Неужели обычай вашего племени запрещает оплакивать такую отвагу?

Ша долго вглядывался в его лицо.

За это время Тави обдумал его слова и медленно, понимающе кивнул.

– Они хорошо служили и умерли хорошо и недаром, – сказал он. – Что здесь оплакивать?

На этот раз Ша склонил голову ниже.

– Ты понял. – Его глаза блеснули, обратившись к Тави. – Ты тоже был готов умереть там, Тавар. Мы, Охотники, умеем видеть такое.

– Я не хотел умирать, – сказал Тави, – но понимал, что это может случиться. Да.

– Почему?

Тави заморгал:

– Что почему?

– За что ты готовился умереть? – спросил Ша. Он указал на мастеровых. – Варг тебе не господин. И это не твой народ. Такие не годятся в солдаты, даже если твой план выставить против ворда наших воинов осуществится.

Тави тщательно обдумал ответ:

– Моя цель – защищать тех, кто не может защититься сам.

– Даже если они твои враги?

Тави улыбнулся, показав зубы. Охотник выбрал алеранское слово, а не одно из множества канимских.

– Может, я хочу, чтобы твой народ стал моему гадара. Может, мне хочется сказать вам об этом так, чтобы никто не усомнился в моей искренности.

И вновь Ша удивленно дернул ушами и, склонив голову набок, пристально уставился на Тави:

– Это… я еще не слышал, чтобы кто-то думал, как ты.

– Разум у него странный, – прозвучал над ними рокочущий голос Варга, – но толковый. – Темношерстый Учитель войны подошел бесшумно. Сейчас он проверял ремешки подпруги. – Новости с дороги.